И.П.Павлов PRO ET CONTRA
Шрифт:
Лицо Льва Толстого объясняют мне великолепные портреты Крамского, Ге, наконец, я знаю, я восхищаюсь с давних пор «Войной и миром», «Анной Карениной». Так было до моего зна комства с Толстым, познакомившись, я увидел еще многое, что ускользало от тех, кто писал с него, ускользнуло и от меня, хотя я и успел взять от него то, что мне было нужно для моих целей, для картины, и мой портрет не был портретом, а был большим этюдом для определенной цели.
Знал я Д. И. Менделеева, лицо его характерно, незабываемо; оно было благодарным материалом для художника. Из портре тов Павлова я ничего такого усмотреть не мог, это меня обеску раживало, и я, не считая себя опытным портретистом, не решался браться не за свое дело и упорно отклонял «сватовство». Однако «сваты» не унимались. После одной из сессий Академии наук Северцев сообщил мне, что со стороны Павлова препятствий И. П. Павлов и мои портреты с него 527 не имеется,
Было лето 1930 г., июль. Я отправился в путь, остановился в Европейской гостинице, позвонил к Павловым, меня пригласили в 5 час. к обеду. Еду на Васильевский остров, знакомый мне с юношеских академических лет. Вот дом Академии наук на углу 7й линии, на этой улице когдато давнымдавно я поселился с приятелем, приехав из Москвы в Питер искать счастья в Акаде мии художеств.
Вхожу по старинной лестнице николаевских времен, звоню, открывают. Меня встречает небольшого роста, полная, приветли вая, несколько старомодная старушка — это жена Ивана Петро вича, Серафима Васильевна, более 50 лет бывшая умным, пре данным спутником жизни, другом его. Не успел я осмотреться, сказать несколько слов, ответить на приветствие супруги Ивана Петровича, как совершенно неожиданно, с какойто стремитель ностью, прихрамывая на одну ногу и громко говоря, появился откудато слева, из-за угла, из-за рояля, сам «легендарный чело век». Всего, чего угодно, а такого «выхода» я не ожидал. Поздо ровались, и я вдруг почувствовал, что с этим необычайным человеком я век был знаком. Целый вихрь слов, жестов неслись, опережая друг друга. Более яркой особы я и представить себе не мог. Я был сразу им покорен, покорен навсегда.
Иван Петрович ни капельки не был похож на те «официаль ные» снимки, что я видел, и писание портрета тут же мысленно было решено. Иван Петрович был донельзя самобытен, непосред ствен. Этот старик был «сам по себе», и это «сам по себе» было настолько чарующе, что я позабыл о том, что я не портретист, во мне исчез страх перед неудачей, проснулся художник, заглу шивший все, осталась лишь неутолимая жажда написать этого дивного старика.
Скоро подали обед; он прошел в живой беседе, говорилось о художестве и художниках; среди них у нас было немало знако мых, говорили и о другом. Страстная динамика, какойто внут ренний напор, ясность мысли, убежденность делали беседу с Иваном Петровичем увлекательной, и я не только слушал его с огромным интересом, но и вглядывался в моего собеседника. Он, несмотря на свой 81й год, на седые волосы, бороду, выглядел цветущим, очень, очень моложавым; его речь, жест (ох уж этот мне «жест»), самый звук голоса, удивительная ясность и моло дость мыслей, часто не согласных с моими, но таких убедитель 528 М. В. НЕСТЕРОВ ных, — все это увлекало меня! Казалось, что я начинаю видеть «своего Павлова», совсем иного, чем он представлялся до нашей встречи.
После обеда Иван Петрович показывал мне собрание своих картин; ими увешана была вся большая гостиная, было их мно го в кабинете и в других комнатах — целый музей. Передвиж ники преобладали. Был Репин, его лучшей поры, в чудесных этюдах к «Приему старшин», были и более поздние картины, до самых последних лет жизни Ильи Ефимовича. Были Маковский, Шишкин, Дубовской и др. Собирались картины в разное время.
Осмотрев картины, стали перебирать фотографии Ивана Пет ровича, снятые дома и за границей, во время конгрессов в Пари же, Лондоне, Америке. Он был похож, иногда был уловлен его характерный жест, поза, но ни одна из них, ни в какой мере не подходила для меня.
Поздно вечером я ушел от Павловых, порешив, что мы, не откладывая, завтра же поедем в Колтуши. На другой день в на значенный час Иван Петрович заехал за мной, и мы укатили по давно знакомым улицам, через Неву, к Пороховым, дальше в Колтуши.
Осмотревшись, я начал обдумывать, как начать портрет; ус ловия для его написания были плохие. Кабинет Ивана Петрови ча, очень хорошо обставленный, был совершенно темный; рядом в доме была застекленная с трех сторон небольшая терраса, при шлось остановиться на ней.
Начал обдумывать композицию портрета, принимая во вни мание возраст, живость характера Ивана Петровича, все, что мог ло дать себя почувствовать с первых же сеансов.
Иван Петрович любил террасу, любил по утрам заниматься там. Прошло дня дватри, пока не утвердилось — писать порт рет на террасе, за чтением. Это было так обычно, естественно для Ивана Петровича, вместе с тем давало мне надежду на то, что моя модель будет сидеть более терпеливо и спокойно. В то же время я приглядывался к людям, к укладу жизни, старался акклима тизироваться... Жизнь
Наши отношения день ото дня упрощались, портрет ладился, близился к концу. Ивану Петровичу он нравился, и решено было показать его близким. В Колтуши приехала супруга Ивана Пет ровича, Серафима Васильевна, и сын их, портрет ими был одоб рен, так же как и сотрудниками и приезжими иностранцами. И лишь я один не был доволен портретом: я мог тогда уже видеть иного Павлова, более сложного, в более ярких его проявлениях, и я видел, что необходимо написать другой портрет этого совер шенно замечательного человека, но кем и когда этот портрет будет написан, сказать было нельзя.
Прошло около трех недель моих гостин в Колтушах, надо было подумать и об отъезде. Был заказан ящик для портрета, для перевозки его в Москву, так как по условию портрет принадле жал мне. Время от времени мы с Иваном Петровичем ходили гулять; он както привел меня на место будущего Павловского городка, что был в ту весну заложен. Иван Петрович показывал, где что будет через годдва. Во время прогулок я не мог надивиться на моего спутника, на его бодрость, физическую и духовную.
В Ленинграде я остановился дня на два, на три у Павлова на Васильевском острове, где портрет смотрели те из сотрудников, кто не видел его в Колтушах, и судьба портрета была решена. Он был приобретен для Института экспериментальной медицины, однако я увез его с собой в Москву, где для него сделали раму, а я успел написать с него два повторения: одно из них приобрел у меня «Всекохудожник», другое я подарил Ивану Петровичу в день его 85летия.
В 1933 г., когда закончилась постройка нового дома и в него переселился Иван Петрович с семьей, я был вновь приглашен, теперь уже погостить в Колтушах, и я с удовольствием туда по ехал. Встреча была радостная. Иван Петрович и Серафима Ва 530 М. В. НЕСТЕРОВ сильевна были все те же, вовсе не изменились, не постарели. Новый дом был большой, двухэтажный, с вышкой, откуда Иван Петрович любил иногда по вечерам смотреть в телескоп. Перед домом был сад, огород, пчельник. Любимым местом пребывания Ивана Петровича была застекленная с трех сторон большая тер раса с балконом, выходящим в сад. Здесь Иван Петрович прово дил часы физического труда, к которому у него была давняя привычка и любовь. В 10 час. Иван Петрович уходил в свой но вый сад и там в продолжение 2 час. (минута в минуту) он копал ся, скреб дорожки, полол и т.д.
Вокруг дома кипела работа, шла распланировка будущего Павловского городка, прокладывали дороги, начиналась строй ка, а внутри дома, в лабораториях, шла своя, научная работа, и живое участие Ивана Петровича, несмотря на его «каникулы», всегда сопровождало эти работы.
Незаметно я прожил у Павловых две недели, пора было соби раться домой, в Москву.
Летом 1934 г. я снова был приглашен в Колтуши погостить. Теперь там собралась почти вся семья. Приветствуем друг дру га; на этот раз в Колтушах и Владимир Иванович, его жена и две маленькие девочки — Манечка и Милочка, любимые внучки Ивана Петровича и Серафимы Васильевны. Моему приезду, ви димо, рады; рад и я вновь встретиться с Иваном Петровичем, его семьей. Пошли дни за днями. Утром обычная встреча с Иваном Петровичем за чаем, беседа о том о сем. Со дня на день ожидали прибытия парижского вороновского подарка — двух шимпанзе, им наскоро готовили помещение, отепленное на осень и зиму. Жизнь в Колтушах шла своим обычным порядком, лишь с не большими на этот раз изменениями в привычках Ивана Петро вича: он не купался, мало играл в городки и вопреки своему обычаю не отдыхал от научных занятий летом.