Iassa
Шрифт:
– Ладно, спасибо за лекцию по истории. Вообще, место довольно интересное. Ещё бы увидеть, как происходят у них эти моления, или как они там называются.
– Вот тут, думаю, не будет ничего интересного, – внезапно оборвал меня Антон, открывая дверь, ясно намекая, что экскурсия окончена.
Мы закрыли калитку и вернулись к машине. Я всё-таки переоделась, пока Антон нервно курил сигарету, отвернувшись, и завалилась спать от переизбытка впечатлений на заднее сидение машины. Теплый пушистый джемпер способствовал моему укачиванию на заднем сиденье. Мне было настолько наплевать
Мне снится, что я в лесу, гуляю, у меня воздушное и легкое настроение. Кто-то невидимый говорит мне, что нужно целиться белке прямо в глаз. Я возражаю своему невидимому оппоненту, что не люблю просто так убивать невинных животных, но в руках оказывается пистолет, из которого я, знаю точно, стрелять не умею. Но, собрав всю свою волю в кулак, нахожу глазами белку, мирно присевшую на ветку, совсем недалеко от меня, метрах в пяти, и начинаю целиться ей в глаз. Мою руку как будто кто-то мягко направляет, и вот сигнал – стреляй. Я нажимаю на курок. Глаз неожиданно расширяется до размеров дирижабля. Я вскрикиваю, пистолет выпадает у меня из рук, и вдруг я вижу, что этот глаз принадлежит вовсе не белке – а Галицкой. Я узнаю его. Правый или левый – задаю я себе глупый вопрос, и слышу голос Антона:
– Направо или налево?
С лёгким непониманием настоящего момента я оглянулась по сторонам, узнала свой дом – «китайскую стену» – и медленно попыталась сообразить, с какой стороны лучше заезжать во двор.
– Направо. Дурной сон, извини.
– Ничего, – начал выруливать Антон, подъезжая к подъезду.
– Может, поднимешься? Ты ведь на другом конце города живешь. Кстати, спасибо, что довёз до дому. Уже два часа ночи!
– Последнее замечание – это к чему?
– К тому, что ты можешь подняться в квартиру и выпить чашку кофе. Боюсь, что заснешь по дороге.
– Хорошо.
Глава 6
Мы поднялись в нашу квартиру. Джина недовольно заворчала, а я скорей стала искать тряпку.
– Ты проходи, проходи. Джина, девочка моя, ну как не стыдно. Вот перед гостями стыдно должно быть. И то верно – хозяйка где-то ездит, девочку свою совсем забросила со своими расследованиями.
Так я ползала по полу, затирая следы невинного преступления своей доброй старой собаки. Антон прошёл на кухню, а эта подлиза (я имею в виду Джину) уже что-то выпрашивала у него поесть.
– Глянь в холодильнике, кинь ей чего-нибудь на зуб!
Видимо, Антон уже догадался её удовлетворить, потому что из кухни доносилось радостное повизгивание. Когда я зашла на кухню, Антон включил чайник и намазывал кусок хлеба маслом.
– Похоже, мальчик проголодался. Конечно, конечно, в холодильнике, как обычно, шаром покати, но сейчас что-нибудь сообразим…
– Спасибо, – протянул мне Антон бутерброд и ставя кружку чая передо мной.
Вид у него измученный, подумала я, глаза красные…
– Слушай, давай отбросим все китайские церемонии. Ложись спать. Сполоснись и ложись спать.
Он утвердительно кивнул головой, послушно пошёл в ванную. По дороге прихватил полотенце и махровый халат. Минут через пятнадцать он вышел слегка румяный и бодрый, даже игриво чмокнул меня в щёку.
– Ой, что за шалости, молодой человек, – потрепала я его в ответ на слегка шершавый подбородок, и отправилась «попудрить носик».
После душа я вышла в коридор, прислушалась к звукам в гостиной, но кроме мерного посапывания, ничего не услышала.
Умаялся мальчик, подумала я, тихо отворяя дверь в гостиную. Антон спал на спине, дыхание было глубоким и спокойным. Рядом с диваном лежала кожаная папка для бумаг. Интересно, что в ней. Желание узнать больше информации не давало мне покоя. Я тихо позвала:
– Антон.
Он слегка вздрогнул и перевернулся на бок. Так, кажется, он крепко спит. Я взяла папку и на цыпочках вышла из комнаты. Джина, лежащая в коридоре, удивленно подняла морду.
– Все нормально, девочка, все нормально…
Пожалуй, пойду к себе. Сердце билось в радостно-тревожном предвкушении, как у девочки, утащившей эротическую книгу втайне от родителей. Наконец, я достала довольно увесистую пачку бумаг. Что-то интересное… Фотографии Галицкой. Антон их не показывал. Галицкая на улице. Одета неброско, но что-то выдает в ней педагога. Не модно и дёшево как-то. На этой фотографии отчетливо видно, что глаза у неё разного цвета – один глаз зеленовато-желтый, второй голубовато-серый. Есть во всей её фигуре что-то устрашающее, несмотря не доброжелательную улыбку.
На другой фотографии Галицкая в окружении каких-то молодых юношей и девушек, чьи лица кажутся мне смутно знакомыми. А, вот этот парень с длинными волосами был одним из русальцев на празднике. Он пел грустную песню о девушке Ганне, утонувшую в реке у брода. Как можно у брода утонуть? Мать Ганны верует в то, что девушка как бы растворилась в природе, и что ей хорошо и спокойно. Эту песню в дуэте с длинноволосым, пела неказистая девушка. На фотографии её нет. Галицкая смотрит куда-то поверх голов, взгляд отрешённый, в никуда.
А вот этот снимок странный. Галицкая с закрытыми глазами и улыбкой на лице. Волосы распущены, что на неё не похоже. Она сидит, руки опущены вниз, правая кисть положена на левую. Что-то мне это напоминает…Выражение блаженства на лице. Да-да, это улыбка Будды, не иначе.
Я вспомнила, как несколько лет назад заезжала к другу юности. В Москве я была в командировке, весь день была на семинаре, и вырваться смогла только к вечеру.
Валентин ухаживал за мной в студенчестве, а я все время отшучивалась, а роман с Володей был скоропалительным и для всех неожиданным. Но с Валеном (так я его называла, не помню уже, как это к нему пристало, видимо, галантные ухаживания ассоциировались у меня с чем-то французским, вот и получилась смесь французского с нижегородским) у меня остались очень тёплые дружеские отношения. В Москву его занесло случайно, женился на москвичке старше себя. Его Неля была, в общем-то, довольно милая женщина, домовитая, симпатичная, только чуть-чуть замкнутая. Женился он к концу пятого курса, когда ездил на преддипломную практику в московский университет.