Ибсен. Путь художника
Шрифт:
Впервые Гульстад говорит о своей причастности к поэзии в той сцене первого действия, где он делится с Фальком собственными планами относительно помолвки:
ГульстадПравда, Гульстад (и, похоже, Ибсен согласен с ним) искренне не считает себя настоящим поэтом. Чуть позже он так и скажет: «Я не поэт» (1: 612).
В решающей финальной сцене с участием Сванхильд, Фалька и Гульстада вновь затрагивается тема поэзии:
Гульстад
Я поэму,
Как вам сказал вчера, в душе ношу…
Фальк.
Реальную?
Гульстад
Да.
Фальк.
На какую тему?
Гульстад
Сошлись мы с вами в теме.
Итак, «общая тема» Фалька и Гульстада — это их отношение к Сванхильд. Но они любят ее настолько по-разному, насколько у них вообще отличается восприятие жизни. Каждый из них создает свою собственную «поэму» на тему Сванхильд, по-своему описывает в ней мир, по-своему заглядывает в будущее. В различии этих двух творений проявляется различие двух «сочинителей». Романтик Фальк против реалиста Гульстада.
Дважды подчеркнуто, что поэзия Гульстада «реальна», она основана на восприятии конкретной действительности. Его занимает единственно эта реальность; он считает взгляды Фалька на любовь иллюзией, безумием, игрой и блефом. Таким образом, Гульстад отрицает романтику своей молодости, полагая, что теперь ему пристала иная мудрость: «Любви и след простыл», — говорит он о своем юношеском идеале (1: 687). Герой сделался своего рода «житейским философом» — приземленным, реалистичным бытописателем человеческих судеб.
В противовес гульстадовскому воззрению на житейский опыт как на оптимальный путь к мудрости Фальк и Сванхильд провозглашают свою теорию, которая в идейном плане обнаруживает явное родство с христианским неоплатонизмом: любовь как «феномен» земной жизни является лишь бледной тенью изначальной идеи любви. Фальк и Сванхильд настроены метафизически, а Гульстаду это кажется самообманом. Их стремление покинуть общество обывателей, их идеализм и ясное видение иного мира, их мечта о возвращении потерянного рая — все это подтверждает, что наши герои живут в мире романтизма и не тронутой грехопадением природы. Они — дети весны и чувствуют себя как дома под куполом звездного неба.
Слова «романтизм» и «романтический» звучат в драме неоднократно, и мы опять видим, для чего Ибсен наметил в ней точки соприкосновения двух планов — комического и «серьезного». Впервые указанные слова появляются в сцене, следующей за вступительной песней Фалька. Мелкий чиновник Стювер признаётся, что в свое время он баловался стишками, и его возлюбленная, фрекен Шэре, заявляет присутствующим, что Стювер по натуре романтик. Стювер возражает, что теперь с этим покончено, не уточняя, однако, с чем именно он «покончил» — с поэзией или с романтизмом вообще. Фальк комментирует, что со временем романтизм обычно проходит. Чуть позже фрекен Шэре вновь вспоминает о романтизме, на сей раз — в связи со Строманом, который в молодости также занимался сочинительством. Она говорит: «Я всё так называю, что не во вкусе будничных людей» (1: 557). Впрочем, Фальк — по другим соображениям — вполне
Мало-помалу обитатели пансионата перестают восхищаться романтизмом, особенно когда Фальк угрожает обнародовать как стихотворные опыты Стювера, так и «романтическую» историю жизни Стромана. Пастор протестует: «Создатель, что за план?! Да разве жизнь моя похожа на роман!» (1: 653). И фрекен Шэре спешит всех заверить, что она ничего такого не говорила. Но именно в том и заключается главное предательство этих людей, считает Фальк. Они не сохранили в себе романтического мировосприятия с его идеальными императивами.
Не приходится сомневаться, кому из героев драмы — романтикам или реалистам — симпатизирует Ибсен. Но все же он позволяет реалисту Гульстаду заполучить Сванхильд. Ибо так понимали женский вопрос современники драматурга: о Сванхильд должен кто-нибудь позаботиться. Гульстад, с его благородными и гуманными чувствами, несмотря на все прочее, представляет для Сванхильд оптимальный вариант. Он изображен вовсе не как карикатура на человека, и Ибсен обходится с ним весьма мягко. Но благословение автора получает не он, а двое наших героев.
«Комедия любви», таким образом, — драма не только о призвании поэта. Подобное утверждение справедливо лишь в том случае, если слову «поэзия» придается, как у Фалька, расширенный смысл. Прежде всего, это произведение о фундаментальном противоречии между человеческими устремлениями и человеческим бытием. Жизнь есть борьба, борьба с миром «толпы», который навязывает нам свои понятия о «сообразности» и свой грубый материализм. Борьба эта может происходить в разных областях жизни, в данном случае она разворачивается в области любви. «Бранд» покажет нам более ясно, что борьба ведется за саму личность, она захватывает человека целиком, а не только какой-то один аспект его бытия. В этой борьбе каждому человеку следует быть готовым к тому, что жизнь может обернуться катастрофой, подобной кораблекрушению.
Челн будущего, — тонет он под нами. Но вот доска, — и ветра дикий рев Утихнет перед смелыми пловцами. Пусть счастье гибнет, лишь бы берегов Любовь достигла, пережив крушенье!Здесь заметна перекличка с поэмой «На высотах», где Ибсен писал: «Сник мой парус, надломлено древо мое» (перевод П. Карпа).
Очевидно, что на данном этапе Ибсена особенно интересуют ответы на следующие вопросы: как дорого обходится идеалисту борьба за свои идеалы и нужно ли отказываться от норм и условностей общества, если этого требуют твои убеждения? Нельзя обрести нечто новое в собственной личности и в образе жизни, ничего при этом не потеряв. Горькие утраты не являются злом — они придают жизни содержание и смысл. Борьба, которую описывает Ибсен, пользуясь библейской символикой и библейскими аллюзиями, — это борьба между идеалом и действительностью, между божественным и «мирским» авторитетами. Но драматург вовсе не собирается выступать проповедником христианского мировоззрения. Он просто использует тот язык, который понятен его публике.
Сванхильд и Фальк должны найти свое место в том мире, в том обществе, где они вынуждены существовать. Поэтому в каждом из них продолжают жить две натуры, две личности. Поэтому они приемлют как царство «духа», так и царство «плоти». Фальк тем самым разрешает конфликт между этими двумя противоположностями, на который он намекал в первом акте — хотя и полушутя. И он, и Сванхильд в итоге обретают себя на двух уровнях действия драмы. Линн считает, что Фальк — двуликий Янус. Эта «двуличность» человека в «Комедии любви» отражает двойственность его натуры, а еще символизирует ту «победу в поражении», которую, несмотря ни на что, одержали Сванхильд и Фальк. Как и сам Ибсен, Фальк носил в своей груди лютню с «двумя рядами струн» (1: 706).