Ибсен. Путь художника

Хеммер Бьёрн

Сольнесу начинает казаться, что он много лет мучительно пытался что-то припомнить. Теперь он думает, что это была та встреча с девочкой — «чертенком» в Люсангере. Позже Хильда заставляет его признать, что он могпозвать ее к себе. «Этак… про себя», — говорит она, намекая на слова Сольнеса о том, как живущий в нем «тролль» может призывать бесов — «сотрудников и пособников». Сольнес задет за живое. Он верит, что можно получать то, чего сильно желаешь. Поэтому он тихо и задумчиво говорит ей: «Я готов думать, что звал» (4: 247). Хильда явилась к нему как сама молодость — не та, которой он так боялся, а та, которой он страстно желал. Теперь она просит его открыть дверь.

Но Хильда представляет собой и нечто иное, нечто непостижимое как для самого Сольнеса, так и для нас. Мы вместе с Сольнесом вправе спросить, почемуона

приехала и что ей от него нужно. Она предъявляет к нему свои требования, а он хочет подарить ей «королевство». Но Хильда уточняет: не нужно, «чтобы это непременно было обыкновенное, настоящее королевство». Стало быть, речь идет о чем-то другом (4: 221).

Итак, десять лет назад Сольнес обещал ей вернуться в образе тролля, похитить ее, сделать принцессой и взять с собой в сказочное королевство. В этом королевстве, согласно представлениям героини, есть замок с башней головокружительной высоты. Постепенно требования Хильды к строителю конкретизируются. Они также отвечают его собственному сокровенному желанию строить башни — не церкви, а дома соответствующей архитектуры. Для башни как архитектурного сооружения характерно, что она стремится «ввысь… на простор» (4: 222).

Таким образом, это желание героя может выражать неодолимое стремление к свободе и потребность возвыситься над обыденной жизнью, дабы обозревать ее с высоты. С высокой башни открываются совершенно иные виды. Вспомним частую ссылку Ибсена на то, что художник, писатель должен не только видеть,но и соблюдать необходимую дистанцию.Такое положение наблюдателя всегда ассоциируется с возвышенностью, горами, острыми пиками.

Мир представлений Хильды и то, что она рассказывает Сольнесу, служат подтверждением главных ценностей его собственного внутреннего мира, тех мыслей и желаний, которые он долго вынашивал в одиночестве. Поэтому ее приход он воспринимает как освобождение. Он также начинает понимать, что она — именно та, кого ему больше всего не хватало. Позже он признаётся ей: больше всего его привлекает то, что он называет «невозможным». И с этим ассоциируется для него Хильда. Ибо оказывается, что у нее все точно так же — в ней живет свой «тролль», и она, подобно Сольнесу, стремится к невозможному:

Сольнес

(серьезно).

Разве вы никогда не замечали, Хильда, что невозможное… всегда как будто манит и зовет нас?

Хильда

(задумчиво).

Невозможное?..

(оживленно).

Да, да! Так и с вами то же?..

Сольнес.И со мной.

Хильда.Значит, и в вас сидит что-то вроде тролля?

(4: 239)

Именно это вскоре и подтвердит Сольнес, слушая ее рассказ об окончательном разрыве с отцом и несвободной жизнью в Люсангере. Тогда он говорит, что в Хильде, как и в нем самом, живет тролль. Этот тролль подманил и привел ее к Сольнесу.

Их разговор во втором действии продолжается:

Сольнес

(горячо).

Вот оно! Вот оно что, Хильда! В вас тоже сидит тролль. Как и во мне. Вот этот тролль внутри нас, видите ли, и вызывает на подмогу внешние силы.

И человеку приходится сдаваться… волей-неволей.

Хильда.Пожалуй, вы правы, строитель.

Сольнес

(ходит по комнате).

А сколько вокруг нас этих невидимых бесов, Хильда! Без счету!

Хильда.И бесов еще?

Сольнес

(останавливаясь).

Злых духов и добрых. Белокурых и черных. Знать бы только всегда, какой это… светлый или черный… захватил тебя!

(Опять принимается ходить по комнате.)

Хо-хо! Тогда бы все ничего!

Хильда

(следя за ним глазами).

Или иметь бы настоящую, цветущую, пышущую здоровьем совесть, чтобы смело идти к желанной цели!

(4: 245)

Здесь бросается в глаза общность характеров Сольнеса и Хильды — она совершенно очевидна. Это дает основание считать героиню вдохновением строителя, олицетворением его воли делать невозможное возможным, воплощением самой его творческой силы. Но это его стремление имеет и деструктивный аспект, неотделимый

от созидательного. Такова же и Хильда. С одной стороны, она вдохновляет на творческую деятельность, с другой — ведет к разрушению и пустоте.

В только что процитированном диалоге Хильда переводит разговор на иную тему: предпосылкой действия является наличие здоровой совести. Теперь их общение и взаимопонимание будут происходить не в сказочноммире, а в мире саг.

Однако между этими двумя мирами имеется связующая нить: мораль «тролля» ассоциируется с языческой моралью викингов. Викинг действует хладнокровно, с чистой совестью. Способность так действовать утрачена в последующие эпохи, поскольку людям была навязана совершенно иная мораль. В мире представлений Хильды и Сольнеса викинг становится образцом человека, который сам, без оглядки на других, определяет для себя нормы поведения и без всяких колебаний стремится к тому, чем жаждет овладеть.

Но тот, кто живет в другую эпоху и к тому же строит церкви, воспитан в иной морали, которая сковывает свободу действий. Хильда ясно видит обусловленную этим двойственность Сольнеса. Себя она связывать моральными узами не желает. Но порой и она бывает встревоженной, потому что скорбный вид Алины пробуждает в ней мысли о близких. Тогда Хильда колеблется, испытывая желание уйти и распрощаться с мечтой о Сольнесе.

Сблизившись с Алиной, она сокрушенно говорит Сольнесу, что не может поступить с нею дурно, потому что узнала ее: «…Не смеешь протянуть руку к собственному счастью. К собственной жизни своей! Из-за того лишь, что у тебя на дороге человек, которого знаешь!» (4: 260). Хильда все еще сомневается, умеетли она право, вопреки всему, добиваться своего. Вскоре становится ясно, что она отбросила все сомнения.

Хильда слепа и глуха по отношению к близким и к окружающей жизни. Она, как и Сольнес, уверена: чтобы подняться над судьбами обычных людей, нужно обрести хладнокровие викингов и спокойную совесть. Хильда понимает, что Сольнес думает так же, как она, и отныне он — еестроитель. Он построит ей замок в том королевстве, которое обещал, — и она в нетерпении требует начать прямо сейчас.И тогда они станут единым целым. Этот замок будет гордым и свободным, с невероятно высокой башней, которая вознесет их над всем остальным человечеством. Над человеческим обществом и его моральными нормами.

Хильда

(глаза ее мало-помалу точно заволакиваются туманом, и она как будто смотрит внутрь себя, медленно).

Мой замок должен стоять на высоте. Страшно высоко. И на полном просторе. Чтобы можно было видеть далеко-далеко вокруг… во все стороны.

Сольнес.И, верно, с высокой башней?

Хильда.С ужасно высокой. А на самом верху башни — балкон. Там хочу я стоять…

Сольнес

(невольно хватается за голову).

Вот охота стоять на такой головокружительной высоте.

Хильда.Ну да! Именно там, на этой высоте, хочу стоять и смотреть вниз на тех… кто строит церкви… и дома… семейные очаги для папаши с мамашей и деток. Я и вас, пожалуй, пущу к себе полюбоваться.

Сольнес

(глухо).

Принцесса… допустит к себе строителя?

Хильда.Если строитель захочет.

Сольнес

(тише).

Так, я думаю… строитель придет.

Хильда

(кивая).

Строитель… придет.

(4: 262)

Теперь Хильда ясно видит свое место в жизни строителя. Ту власть, которую она обрела над ним, можно рассматривать как выражение его возродившейся творческой силы, освобожденной от моральных уз и угрызений совести. Хильда — это молодость Сольнеса. В том смысле, что она олицетворяет свободу от всякого чувства вины — невинность, которую жаждет обрести герой. Ее не гнетет бремя прошлых деяний, которое лежит на зрелых людях. Это образ его вновь обретенной молодости. Так он видит ее, так открывает ее для себя. Поэтому он тянется к ней. Поэтому он «любит» ее и хочет соединиться с ней — не примитивно, но ради возрождения свободной творческой силы, которая когда-то жила в нем. Она, со своей стороны, видела строителя, когда тот был молодым, возвышенным и свободным, вознесенным над окружающими.