Идеальная афера

Макеев Алексей Викторович

Правильно, к нулю. Поди поймай лягушку на болоте – все зеленые, все прыгают.

Но в запале, в азарте разбойничьего беспредела, допустили бандюганы одну, правда грубейшую, ошибку. Оставили труп одного из своих на месте акции.

Ну не предполагали они, что в их рядах без потерь не обойдется! Видать, думали, что при такой огневой мощи, при таком подавляющем перевесе получится что-то вроде увеселительной прогулки. Так, вообще говоря, и вышло. Кто же мог собачку злобную предусмотреть?

А железному правилу диверсионного спецназа: "Никогда, ни при

каких обстоятельствах не оставляй своих ни живых, ни мертвых!" – их обучить не удосужились.

Когда же появились доблестные силы охраны правопорядка? Давайте прикинем. Минут через десять после того, как бандюки истаяли в тумане. Плюс сама акция заняла минут пятнадцать. Итого почти через полчаса, считая с момента бульдозерного тарана. Не многовато ли, а?..

– Почему?! – Побледневший от с трудом сдерживаемой злости Гуров даже не смотрел на Осадчего. – У него же наверняка была тревожная кнопка, которую нажали, как только началась катавасия. Кроме того, здесь не лесная чаща, а новорусский оазис, вам соседи все телефоны пооборвали небось! Так какого рожна вы чесались так долго?!

Не дождавшись ответа, он зло сплюнул. Подошел к трупу с разорванным горлом. Склонился над ним. Внимательно рассмотрел лицо мертвеца, перекошенное жуткой гримасой.

– Подполковник, подойдите сюда, пожалуйста. – Гуров снова повернулся к Осадчему. – Вы этого фрукта не узнаете? Это ведь как раз из нападавших, точно?

– Н-нет, – подошедший Осадчий произнес это слово несколько неуверенно. – Не узнаю.

Лев пристально, очень внимательно посмотрел в лицо Осадчему.

Человек этот явно лгал, да к тому же совершенно не умея этого делать. Тут тоже, знаете ли, практика нужна. Когда лжешь такому мастеру психологической борьбы, как Лев Иванович Гуров.

Осадчий почувствовал что-то неладное. Он попятился от Гурова, не отводя взгляда. Так смотрят на большую собаку, которая вот-вот бросится. Укусит. Разорвет. Перехватит глотку, вот как тому, что лежит сейчас в луже собственной крови.

Гуров смолчал. Только улыбнулся кривовато.

"Не знаешь, значит, – думал он. – Я знаю, а ты – нет! Недаром же я вчера битых три часа на "бригадиров" тутошних ухлопал, все глаза проглядел, на монитор пялясь. Эту рожу я запомнил. Хвала небесам, на зрительную память я никогда не жаловался. Погоняло – Барончик. Из группировки Мачо Андриевского. Пехота, унтер-офицер криминальный. И ты его не знаешь?! Значит, пора тебе в богадельню с такой-то памятью. Врать грешно, я не люблю, когда мне врут".

– Пойдем, Станислав Васильевич, нам здесь больше делать нечего. Подполковник, – Гуров вновь обернулся в сторону Осадчего, – окажите любезность, проводите нас с другом до машины.

Он хотел, чтобы Олег Иванович Осадчий увидел сидящую в "Галлопере" Ирину Пащенко. Какая у того реакция проявится, а?

Втроем они подошли вплотную к "Форду".

– У меня к вам один вопрос, не относящийся к этой трагедии, – тон Гурова был совершенно нейтральным. – Ведь это вы прорабатывали легендирование моего товарища в НИИХ? Из Москвы позвонили Беззубову,

а он поручил детали вам. Так?

– Н-ну, так, – растерянно подтвердил подполковник, совсем не ожидавший такого поворота темы. – А что? Есть претензии?

В голосе Осадчего зазвучали агрессивные нотки. Гуров холодно улыбнулся:

– Боже упаси. Напротив, поблагодарить вас хотел. Кстати, я думаю, что сегодняшняя наша встреча не последняя. Надеюсь в следующий раз увидеть вас в обстановке, более располагающей к дружеской – как и положено коллегам! – беседе.

– Я тоже на это надеюсь, – учтиво ответил подполковник Осадчий.

Пока доставили домой Ирину, пришлось пережить несколько весьма неприятных минут. С журналисткой чуть не случилась натуральная истерика.

– А если меня тоже так?! Приедут, убьют! Проку мне будет, даже если вы их потом поймаете, – рыдала она, вцепившись в гуровский рукав.

– Есть за что убивать? – ледяным тоном поинтересовался Гуров.

– Я вам все расскажу, спасите только от бандитов!

– Есть что рассказывать? – в унисон другу спросил выворачивающий к ее дому Крячко. – Чего ж вы раньше-то молчали, как комсомолка на допросе?

– Притормози-ка, Станислав. Давай немного пообщаемся с Ириной Владимировной. Раз ее на откровенность потянуло, – Гуров резко развернулся назад, лицом к женщине, сжавшейся на заднем сиденье "Форда". – Если хотите курить, то милости прошу. Здесь можно. Я разрешаю. Не разрешаю же говорить неправду. Во избежание крупных неприятностей. Для вас – в первую очередь.

– Я вам клянусь...

– Вы не на исповеди, не надо клятв. Просто говорите правду. На кого работал Бортников по спиртовой тематике – на Андриевского или на Гуреева?

– На Колю Гроба, но, – Пащенко судорожно сжала кисти рук, – он говорил, что все это ерунда. Занавес. Завеса для дураков, а он, значит, умный. Он за этот занавес вроде заглянул. Я в статье пыталась...

– Да читал я вашу статью. Бортников сам вышел на Гуреева, контакт наладил?

– Что вы! По прямому распоряжению Беззубовой! Еще она странно выразилась так, Саша, когда рассказывал, ругал ее страшно. Дескать, сейчас будем гробить спирт Андриевского, а прикажут – загробим и самогонку Гроба! Вроде пошутила так. Скаламбурила.

– Ишь ты, Алина Васильевна, оказывается, шутить умела! – удивился Гуров. – Дошутилась, однако. Кто? Кто прикажет? Шуршаревич?

– Саша мне не сказал. Вряд ли Даниил Маркович. Нет. Кто-то страшный очень! Беззубова получала команды, распоряжения. Я про это в статье тоже намекнула. Наверное, Саша сам не знал, откуда.

"От верблюда", – вновь мрачно подумал Гуров.

Что-то в тоне голоса, в испуганном выражении лица Пащенко убеждало Льва в том, что Ирина говорит правду.

– Что Бортников имел в виду, когда говорил про занавес? Да закурите вы, я же вижу, что вам очень хочется! – Гуров повернулся к Станиславу. – Дай-ка мне тоже сигаретку. И приоткрой окошко, а то мы без всяких карбонилов тут ласты склеим от дыма. Так какая еще завеса, Ира?