Идеальная копия: второе творение
Шрифт:
Поскольку ничего лучшего не приходило ему в голову, он достал задания математического конкурса и приступил к решению. Это отвлекало от мрачных мыслей. Когда, пользуясь примером с прошлого конкурса из книги, он нашел решение одной из задач, то был почти рад. В любом случае гораздо лучше было разбираться в лишенных смысла числах и буквах, чем беспокоиться о том, мог ли он действительно быть клоном. «Это всего лишь генетический тест, – говорил он себе. – Это была всего лишь ватная палочка для теста. И уж никак не волшебная палочка, которая чудесным образом превратит меня в клона».
К
«Как будто, став клоном, я сразу поглупею», – думал Вольфганг, глядя, как за окном медленно качаются верхушки елок. Быть может, на нем действительно начинали сказываться запоздалые последствия генетических отклонений. Он чувствовал, как духовные силы покидают его. Клон, глупый клон, клон, клоун, клон. Что за глупое слово?
Глава 9
За следующие несколько дней Вольфганг чуть не сошел с ума от беспокойства, хотя родители и заверяли его постоянно, что генетический тест не даст никаких результатов.
– Такой тест длится всего два-три дня, нам нужно только подождать, – снова и снова объяснял ему отец. – И единственное, что он покажет, это то, что мы родственники, а это нам и так известно, но наш наследственный материал не идентичен, но и это мы тоже знаем. Все скоро забудется, как страшный сон.
Однажды, за субботним обедом, он ворчливо добавил:
– В любом случае это бессмысленный тест. Полиция не имеет никакого представления о генетике.
Вольфганг все слушал и все понимал, но что-то глубоко внутри него не хотело ни слушать, ни понимать, а был только страх. За едой он не мог проглотить ни кусочка, ночами долго ворочался в кровати, не в силах заснуть, и уж совсем не мог продолжать свои занятия по музыке. Пару раз, в обыкновенное для занятий время, он ставил себе пюпитр и ноты, брал инструмент и тянулся за смычком, но потом все это начинало казаться таким бессмысленным, что он снова клал виолончель на место. Итогом стала ссора с родителями, которые всерьез считали, что сделаться предметом пристального внимания и разговоров всей Европы – это ерунда и никак не может служить поводом для прекращения занятий.
– Именно сейчас тебе, как никогда, необходимо продолжать вести нормальную жизнь, – объясняла ему мать, готовя обед. – В такой ситуации повседневность становится своего рода защитой, гнездом, убежищем от неприятных мыслей. Понимаешь?
Мать вела себя как обычно, как будто ничего не произошло. Все утро она провела в ателье и рисовала, ровно в двенадцать часов она отложила кисти и пошла на кухню. От вчерашних криков и слез не осталось и следа. Вольфганг сидел за кухонным столом и с удовольствием помог бы ей, почистил бы картофель, порезал бы что-нибудь, но она не соглашалась на его помощь. Он должен был идти заниматься музыкой.
– Я не могу, – сказал он.
–
Она всегда отвечала так, сколько он ее помнил, и произносила эти слова таким тоном, что становилось очевидно, что продолжать разговор на эту тему она не собирается. Так что он поднялся, ушел в свою комнату, запер за собой дверь и снова поставил старые записи.
Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, он принялся ломать голову над заковыристым третьим заданием по математике, заполнял листок за листком бессмысленными вычислениями, пролистал книгу с решениями прежних конкурсов вдоль и поперек, испробовал все, даже самые сумасшедшие уравнения, но ни на шаг не продвинулся.
Так прошли выходные. В понедельник днем наконец-то позвонил Чем.
– Так ты дома, – не переставал удивляться он.
– Конечно, – обиженно сказал Вольфганг, – с пятницы жду, когда же ты соизволишь объявиться.
– Эй, полегче на поворотах. Я был у тебя дома в субботу, хотел тебя навестить, представь себе. Но гориллы, которые теперь охраняют твой дом, сказали, что вы уехали в Бремен.
– Бремен? – удивился Вольфганг. – Что мы забыли в Бремене? Первый раз слышу об этом.
– Ну да. Круто. Только не говори, что я как дурак попался на фирменную уловку телохранителей. Супер, – проворчал Чем. Судя по голосу, он искренне расстроился. – Ты хотя бы телевизор на выходных смотрел?
– Нет, – сказал Вольфганг. В их семье был только один переносной телевизор, и тот отец предусмотрительно спрятал от греха подальше.
– Ты много пропустил. Ты был главной темой на всех каналах. Ручаюсь, кроме тебя и меня» каждого из нашего класса показали по телевизору. Они приходили к людям прямо домой, представь себе, потому что были выходные. Были и у нас, но мой старик выставил их за дверь. Ты ведь знаешь, это он умеет. – Он хихикнул. – Сдается мне, многие телевизионщики сегодня гораздо враждебнее относятся к туркам, чем неделю назад.
– Я чувствую, что лично я сегодня гораздо враждебнее отношусь к телевидению, чем неделю назад.
– Дело не только в телевидении. Во всем городе разгорелась клоноистерия. В четверг вечером состоялось экстренное родительское собрание в актовом зале. Обсуждали, можно ли позволить своим детям ходить в школу вместе с возможным клоном. И знаешь, кто его собрал?
– Глатц, верно?
– Именно. Жесткач, не правда ли? Говорят, Бурундук хотела все это запретить, но есть какое-то постановление, по которому она этого сделать не может. Только Халат стоит на своем твердо, как скала. Говорит, что все спятили и что достаточно взглянуть на твои оценки по биологии, чтобы понять, что ты никак не можешь быть клоном своего отца.
– Даже не знаю, радует ли меня это известие.
Чем тяжело вздохнул, так, что его сочувствие можно было ощутить даже по телефону.
– Да, парень, а что касается Свени, то это реально был самый неподходящий момент. Однозначно. Она снова тусуется с Марко. И судя по тому, что происходит на перемене, шансы у тебя практически нулевые.
Вольфганг хотел сказать что-нибудь крутое, но нужные слова не приходили ему в голову. Непонятно почему, но он не мог произнести ни звука. Вместо этого он сел.