Идеальная женщина
Шрифт:
— Какой ужасный цвет, — заметил Хок.
Энджел удивленно оглянулась, затем снова перевела взгляд на кусок стекла размером с тарелку. Его окраска менялась от бледно-пурпурной до черной, а поверхность искажали многочисленные вмятины и пузыри.
Энджел поднялась и поставила кусок стекла на пути солнечных лучей, падающих через окно мастерской. Внезапно стекло ожило, сверкая и переливаясь в ее руках.
— Оно великолепно.
— Но в нем есть дефекты, — возразил Хок.
— Такова жизнь. Именно это придает ей красоту.
Хок
Энджел осторожно положила стекло в гнездо, где лежали другие кусочки того же оттенка. Хок молча наблюдал за ней, но Энджел не заметила этого, так как увидела в ящике нечто чрезвычайно для себя интересное.
— Ну-ка что это такое? — пробормотала она, лихорадочно принимаясь за работу.
Она обнаружила в ящике несколько фрагментов двухслойного стекла, где основным цветом был яркий насыщенный ореховый, а под тонким слоем переливающегося коричневого лежал слой бронзового оттенка. Если обработать стекло кислотой, то бронза выступит на поверхность, придавая глубину коричневому цвету.
— Как солнечный луч на перьях ястреба, — пробормотала Энджел.
«Как золотистый оттенок в глубине глаз Хока», — добавила она про себя.
Хок шагнул вперед, и по телу Энджел мгновенно пробежала волна тепла — неизбежная реакция на этого мужчину, которую она не могла подавить.
Чем дольше Энджел находилась рядом с Хоком, тем больше ее тянуло к нему, хотя она ничего не знала о его чувствах.
Хок направился к ней, привлеченный красотой стекла и красотой женщины, которая держала в руках это стекло. Он остановился так близко к Энджел, что, когда она повернула голову, ее волосы коснулись его груди.
— Надеюсь, это тебе понравится больше? — Энджел слегка отстранилась и показала кусочек коричневого двухслойного стекла. Придирчиво осмотрев его, она объявила: — Безупречное.
Хок смотрел на волосы Энджел, которые сверкали в лучах солнца так же ярко, как осколок стекла. В уме его все еще отзывались эхом ее слова о красоте и о жизни с ее недостатками.
Неожиданно Хок осознал, что непроизвольно намотал ее локон на палец и поднес его к губам. Он мгновенно опустил руку, разозлившись на себя за то, что не смог противиться чарам, которыми окутала его Энджел. Хок дал себе слово освободиться от них как только представится случай во время их предстоящей пятидневной поездки.
Хок резко отвернулся:
— До нашего отъезда мне надо сделать еще несколько звонков.
Энджел смотрела вслед Хоку. Несколько мгновений она остро чувствовала тепло его дыхания, словно что-то касалось ее волос. Взглянув на Дерри, она криво улыбнулась.
— Похоже, я разозлила твоего мистера Хокинса, — с притворной беспечностью заметила Энджел.
Во время этой сцены Дерри не видел ничего, кроме широкой спины Хока, и теперь, пожав плечами, поднялся, опираясь на костыли.
— У него просто такая манера поведения, Энджи.
Энджел только хмыкнула в ответ.
Дерри проковылял к двери:
— Пойду-ка я лучше почитаю. Если порежешься, зови.
— Не споткнись о сумки, которые я приготовила для миссис Карей. Я оставила их в коридоре.
— Хок уже загрузил эти сумки в багажник машины. Он решил, что ты приготовила их для поездки.
Энджел задумчиво смотрела в окно, думая о Хоке. И после десяти дней знакомства этот мужчина оставался для нее таким же загадочным, каким показался при первой их встрече.
Большую часть времени Хок был сдержанным и грубоватым, постоянно смущая ее взглядом своих темно-карих глаз, которые следили за каждым ее движением. Во время поездок на катере или машине он изредка касался ее тела, запястий, щеки, но эти касания неизменно были легкими, мимолетными.
Сначала Энджел пугалась и, опасаясь продолжения, тотчас отстранялась, однако Хок не пытался придать интимность этим прикосновениям.
Тогда Энджел решила, что это просто одна из его привычек, такая же, например, как вскидывание бровей, и больше не отстранялась.
За те часы, что они провели вместе, Энджел поняла, что ей удивительно хорошо с Хоком.
Однажды, когда они уже плыли несколько часов, жесткие линии его лица немного смягчились, и в эти мгновения Энджел не могла оторвать от него глаз. Казалось, спокойствие растворило темную поверхность, обнажив теплые цвета. И все же иногда Энджел казалось, будто ее преследуют.
Часто, внезапно повернувшись, она замечала, что Хок следит за ней, и ее сердце начинало лихорадочно биться. Он словно видел ее насквозь.
Однажды, когда он коснулся ее щеки, она подумала, что он хочет что-то сказать ей, но Хок промолчал, а Энджел неожиданно охватило желание. Затаив дыхание, она ожидала нового движения его пальцев, но ничего не последовало. Позже Энджел поймала себя на том, что сама следит за Хоком, гадая, как бы заставить его улыбнуться.
«Возможно, это получится, когда он поймает своего первого лосося, — решила она. — Никто не может противиться красоте рыбы, волнующему ощущению силы, которое передается тебе через удочку, восторгу от того, что ты поймал серебряную молнию».
Зазвонивший телефон отвлек Энджел от ее мыслей.
Прозвучал лишь один звонок — Хок схватил трубку еще до того, как она успела бросить взгляд на параллельный аппарат в своей мастерской.
Энджел посмотрела на часы. Полдесятого. Для Лондона поздновато. Звонок был, вероятно, от одного из партнеров Хока в США. Кроме того, Хок каждый день обязательно звонил в Японию и вел долгие переговоры, после чего бывал раздраженным и беспокойным, словно его заперли в клетке.
Она должна положить этому конец! Сегодня они отправятся на рыбалку, даже если ей придется схватить Хока в охапку и донести до лодки.