Идеальная жизнь
Шрифт:
Она не понимала, как вообще дошла в своей любви к Алексу до того, что она, эта любовь, ее буквально убивала.
Касси наблюдала, как ночь меняет мрачные оттенки черного, пока она вынашивала свое решение. Она закрыла глаза и, к своему удивлению, увидела не Алекса, а Уилла, привязанного к священного столбу во время Пляски Солнца. Ощутила жар, поднимающийся от земли, услышала бой барабанов и свист в орлиные кости. Представила, как Уилл пытался освободиться и ремень разрывал его кожу. Ему пришлось встать на колени — но это был единственный способ
Раны заживут, останутся лишь шрамы. Но даже самые глубокие шрамы со временем рассасываются, и их практически не видно на теле. Единственное, что остается, — воспоминание о том, как было больно.
Касси вложила свою ладонь в руку Алекса, пытаясь запомнить температуру его тела, его запах, ощущение того, что он лежит рядом с ней. Эти воспоминания она позволит себе сохранить. Она большим пальцем погладила мягкие линии на ладони Алекса. Нежное рукопожатие — извинение за то, что она должна сделать, и прощание.
Глава 27
Одно ужасное мгновение Касси смотрела на замершие в ожидании лица и думала: «Они мне не поверят». Она решила, что ее просто засмеют. «Алекс Риверс? — изумятся они. — Вы, должно быть, шутите».
Зажав в кулак страх и гордость, Касси уселась на металлический складной стул, который поставил для нее консьерж гостиницы, где готовилась пресс-конференция, и разгладила складки на темно-синей юбке. «Оденься, как школьница, — посоветовали ей. — Ничего вызывающего, ничего сексуального». Чтобы не подумали, что она привлекала к себе внимание, провоцировала жестокое обращение.
Рядом с ней на таком же стуле сидела Офелия с ребенком на руках. Коннор икал, и эти звуки, как Касси ни старалась, напоминали ей всхлипы. Она осознавала, что в двухмесячном возрасте сын ничего еще не понимает и не запомнит. Как знала и то, что каждый раз, когда он будет к ней тянуть ручки, она будет видеть в этих серебристых глазах его отца.
Касси откашлялась и встала. Тут же толпа журналистов затихла, вытянувшись по стойке смирно, как рота сказочных солдатиков.
— Доброе утро.
Она потянулась к микрофону и коснулась его рукой. Раздался резкий звук, напоминающий визг. Касси испуганно отступила.
— Простите, — чуть тише сказала она. — Спасибо за то, что пришли.
Касси понимала, как абсурдно звучат эти слова, словно она собрала друзей попить чаю. И подумала, что, чем капитулировать перед прайдом голодных львов, лучше бы ей промолчать. У нее не было иллюзий — Алекс наверняка позаботился обо всем еще два дня назад. Эти люди никогда не были ее друзьями. Они думали о ней только в связи с Алексом, они согласились прийти сюда в надежде услышать что-то интересное о нем. Сама Касси была лишь эпизодом. Если журналисты вообще упомянут ее имя, после того как выслушают всю историю, то, скорее всего, представят ее как жалкую наркоманку или идиотку, которая столько лет не могла за себя постоять.
Касси развернула небольшой листок бумаги, который перечитывала сотню раз за сегодняшнее утро, —
— Меня зовут Кассандра Барретт. Большинство из вас знает меня как жену Алекса Риверса. Мы поженились тридцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, и наша семья несколько раз являлась предметом пристального внимания прессы, в последнее время — из-за рождения нашего сына. Вчера я подала с Алексом Риверсом на развод на почве крайне жестокого обращения.
Это заявление, прозвучавшее всего через несколько недель после представления, которое устроила дружная семья Риверсов в международном аэропорту Лос-Анджелеса, когда они прилетели с Коннором, вызвало волну перешептываний, которая поднялась над головами журналистов и не давала Касси дышать, казалось, обвиваясь вокруг ее шеи. Она вцепилась пальцами за края кафедры, споткнувшись на последнем предложении.
— После этой пресс-конференции все вопросы можно адресовать моему адвокату, Карле Бонанно, или самому мистеру Риверсу. — Она сделала глубокий вдох. — Тем не менее в интересах торжества истины я готова ответить на ваши вопросы.
В воздух взвился лес рук, закрывая Касси от одноглазых камер. Голоса заглушали друг друга.
— Миссис Барретт, — прокричала одна журналистка, — вы продолжаете жить с Алексом Риверсом?
— Нет, — ответила Касси.
— Он согласился дать вам развод?
Касси посмотрела на Карлу Бонанно, сидящую слева от нее.
— Документы будут посланы ему сегодня. Не думаю, что он станет возражать.
Какой-то журналист выскочил перед толпой собравшихся, размахивая микрофоном у самой кафедры.
— Крайне жестокое обращение — не частое основание для развода, миссис Барретт. Вы придумали эти обвинения для того, чтобы ускорить бракоразводный процесс и прибрать к рукам его денежки?
У Касси глаза расширились от подлости человека, дерзнувшего задать такой личный вопрос. Ради всего святого, это же ее семья! Ее муж.
— Я ничего у Алекса отбирать не собираюсь, — ответила она и подумала: «Только саму себя». — И обвинения не сфабрикованы. — Она умолкла, понимая, что достигла точки, от которой нет возврата. Потом убрала с лица все эмоции и вновь подняла голову, глядя на каждого и ни на кого конкретно. — Последние три года я сносила побои от Алекса Риверса.
«Прости, прости, прости…» В голове пронеслась молитва, и Касси не знала, то ли она обращается к Богу, то ли к Алексу, то ли к себе. Она почувствовала, как бешено колотится сердце, так что, казалось, даже блузка вздымается.