Идеальный обман
Шрифт:
— Ты уже несколько дней жалуешься на желудок, — сказал он. — Давай сходим к Джулио, это недалеко, и он положит тебя на неделю в больницу. На срочное обследование. Подозрение на язву или гастроэнтерит. Можешь во всем обвинить меня, что, мол, я плохо готовлю. Он будет рад помочь. А ты отсидишься в тихом мирном месте, пока это дело не уляжется. Отдохнешь, почитаешь. А?
Джулио — их приятель, врач, живущий в этом квартале, очень любезный человек, и Флавия не сомневалась, что он поможет. К тому же ее желудок, как и остальные внутренние органы, в последнее время вел себя удручающе скверно. Правда, в данный момент полегчало, наверное, результат благотворного действия
— Не глупи. Если ты хочешь помочь, то расскажи лучше об этой картине Клода Лоррена.
— Там нечего особенно рассказывать. Пейзаж. Размеры картины, против обычного у Лоррена, небольшие, поэтому она популярна у воров.
— А кто такие Кефал и Прокрида?
Аргайл пожал плечами.
— Мифологические персонажи, которые путешествуют с холста на холст для придания респектабельности. Лоррен совершенно не умел писать людей. Руки и ноги длинноваты. Задницы не на том месте, где нужно. Но он должен был их написать, чтобы его воспринимали всерьез.
— А что у них за история?
— Понятия не имею.
Больше Флавия ничего не спросила, и Аргайл сменил тему.
— Как Боттандо? Ты по нему скучаешь?
— Ужасно. Он мне как отец. Неприятно сознавать, когда нечто, что ты считала неизменным, вдруг на твоих глазах исчезает. И он тоже совсем не рад своему уходу. Я думаю, генерал не так предполагал закончить свою карьеру.
— Мы должны сделать ему подарок.
Флавия кивнула:
— Ты уже что-нибудь придумал?
— Нет.
— Я тоже.
Они помолчали.
— Так что мне передать Мэри Верней? — спросил Аргайл.
Она вздохнула:
— Не знаю. Но в нашей стране так много воров, что ничего не изменится, если будет одним больше. По крайней мере нам точно известно, что к похищению картины Клода Лоррена она отношения не имеет.
4
Конфликтовать с женой Аргайл не хотел и не мог, тем более что официальными супругами они стали совсем недавно. Но его немного обидело, что она отмахнулась от его совета. Беспокоило и взвинченное состояние Флавии после встречи с премьер-министром. Странно, ведь до сих пор он поражался именно ее спокойствию. Если бы таким делом пришлось заниматься ему, он бы наверняка пребывал в стрессе. Благо на теперешней работе, когда торговля произведениями искусства превратилась в хобби, самое плохое, что могло произойти, — потерять конспект лекций. Аргайл уже подготовил к продаже большую часть своей коллекции, и связанных с этим переживаний теперь, кажется, должно хватить до конца жизни.
Оставалось еще несколько десятков картин, в основном приличных. Вначале Аргайл сомневался, продавать их самому или переложить заботу на дилеров. Подумывал даже оставить картины себе. Наконец принял решение отправить на аукцион в Лондон, где за них могли дать больше. Особой ценности картины не представляли, однако для получения разрешения на вывоз пришлось оформить множество различных бумаг, с которыми Аргайл провозился последние несколько месяцев. Сейчас волокита почти закончилась, картины аккуратно упаковали в ящики и готовили к отправке. Осталось уладить лишь формальности.
Удивляться волнению Флавии не следовало, тем более что существующие в Италии идиотские бюрократические порядки могли вывести из себя даже самого уравновешенного человека, но ведь прежде с ней такого не случалось.
Флавия не восприняла совет Джонатана серьезно, все мысли в тот момент были заняты загадочной историей похищения картины Клода Лоррена. На работе приходилось делать вид, что
Спрашивается, как в такой ситуации поступить? Привлечь к расследованию сотрудников она не могла: не имела права разглашать даже сам факт ограбления музея, не говоря уже о деталях, но, к счастью, недавно в управление прислали стажера, Коррадо. По словам сотрудников, очень толкового. Флавия его вызвала и, как только он переступил порог кабинета, сурово объявила, что оперативная работа — не только быстрая езда в машине с проблесковым маячком и последующее задержание подозреваемых, но и копание в архивах и сидение за компьютером. Стажер заметно помрачнел.
— Пока вы показали себя с очень хорошей стороны. — Флавия слегка улыбнулась. — Но в нашей работе главное — аналитика. Умение продумать операцию на много ходов вперед. Вот что самое трудное. Поэтому я хочу, чтобы вы попрактиковались на каком-нибудь условном деле.
— Что значит условном? — В голосе Коррадо звучали едва скрываемые нотки неудовольствия.
— А то, что подобная ситуация может возникнуть в любой момент. Вы захватили с собой блокнот? Прекрасно. Записывайте. Итак, вводная: вооруженное ограбление в музее, преступник-одиночка похитил картину.
— Какую?
— Не важно. Я же сказала, что дело условное.
— Понятно.
— Через день звонит, требует выкуп. Платите, а не то…
Коррадо кивнул.
— Так вот, ваша задача: провести аналитическую работу, в результате которой на моем столе должен появиться наиболее полный список лиц, способных на такое деяние. Вы знаете, с чего начать?
— Включу компьютер, — бесстрастно произнес стажер, — просмотрю все файлы, где зафиксированы похожие ограбления… ну и так далее.
Флавии было его немного жаль. Но в любом случае в полицейском деле теперь от просиживания штанов за компьютером никуда не денешься.
— Ну что ж! — оживленно воскликнула она. — Подход более или менее верный. — И добавила тоном школьной учительницы: — Пожалуйста, не ропщите. Для вас это очень полезное упражнение. Главное, чтобы оно было выполнено качественно. И чем раньше, тем лучше. Если нет вопросов, можете идти.
Разговор немного развеселил Флавию, но ненадолго. Она съела сандвич, выпила чашку кофе, собиралась выбросить в урну обертку, и тут вошла секретарша — забавно, как быстро можно привыкнуть к наличию секретарши, — с сообщением, что звонит журналист из «Маттино». В принципе ничего необычного. Несколько журналистов звонили регулярно, интересуясь, нет ли чего новенького, пользуясь тем, что Флавия была с ними любезнее, чем в свое время Боттандо. Этого звали Этторе Доссони. Она его не знала, хотя фамилию где-то слышала. Во всяком случае, о кражах произведений искусства он прежде не писал.