Идеальный реверс

Орлова Марина

Вместо этого я нашёл себе площадку на дальней лестнице – ею почти не пользуются, и камера на подходе всего одна, можно обойти. Когда не тренируюсь, то сижу там. Тихо, спокойно. Можно читать, можно в окно смотреть. Если к этому ещё в столовой купить что-нибудь навынос, то вообще идеально.

Последние лет пятнадцать я только по кораблям болтался, окон там вообще не было, только стены, обычно серо-металлические. А здесь – уже лето наступило, мотыльки летают, ветер треплет траву, солнечные лучи скачут по веткам, или, наоборот, дождь колотит землю с такой злостью, будто хочет отомстить за что-то. Интереснее всего, конечно, когда мимо люди проходят или даже

останавливаются поговорить – а я втихаря наблюдаю.

Самое сложное в моей новой жизни – даже не куча инструкций, правил и ритуалов, а необходимость изображать довольство этим всем.

Делать что скажут я привык, я всегда так жил, но раньше от меня хотя бы не требовали радоваться по этому поводу. Было несколько общих правил – например, нельзя пить кровь, – а в остальном достаточно было подчиняться единичным распоряжениям. Не возражать и не пытаться нарушить приказ. Кроме этого можно было сколько угодно ненавидеть всех вокруг вплоть до самого хозяина – и свободно говорить об этом.

Многие развлекались тем, что материли охранников, делая ставки, кто же из них сорвётся. Выигрывали редко. Хозяева держали дисциплину на всех уровнях и не спускали работникам, если те портили дорогое имущество – то бишь нас. Однако некоторых впечатлительных всё же удавалось довести до предела – конечно, не за одну неделю оскорблений и плевков, – и тогда у нас наступала такая радость, словно праздник какой-то. Пожалуй, это были единственные моменты, когда все обитатели клеток забывали распри, бросались обниматься, а потом ещё долго смаковали детали.

Это были наши собственные саги, летопись всеобъемлющей ненависти к охранникам – вольным, свободным уйти отсюда в любое время, в отличие от нас. Если кто заводил рассказ на эту тему – все прочие, даже самые хамы и задиры, притихали, не перебивая. Легенды были известны наизусть: имя героя, допёкшего таки «поганую шавку» – обычно пожертвовав жизнью при этом, – и какую казнь хозяин назначил охраннику, и как этот ублюдок рыдал в три ручья, моля о прощении. Понятно, что никто из нас не видел этого, каждый рассказчик врал во всю широту души, но нам и того было достаточно. Мы чувствовали, что хоть что-то можем сделать.

Да, оказывается, были и там неплохие моменты… Многие истории я помню до сих пор.

И там мы могли быть искренними. Ненавидишь что-то – скажи. Плюнь в охранника. Брось тарелку с осточертевшей кашей.

А тут, в армии, все только и орут: «Рад стараться!», или «Служу отечеству!», или ещё какую ерунду – будто они в восторге от происходящего. Это так глупо выглядит, что даже не верится – неужели они это серьёзно?

Я имею в виду, есть ведь действительно серьёзные вещи… Ну, если брать мой опыт, то можно вспомнить случай, когда в финале я победил, но остался со сломанным позвоночником – впервые. Вот это был пиздец, и я не знал, смогу ли восстановиться. Военные ведь тоже сталкиваются с подобными случаями. Ну так и вот, это – важно.

Но почему в остальном они устроили какой-то абсурд: толпа взрослых мужиков играет в ролевые игры, когда одни командуют, а другие боятся, и все при этом соблюдают какие-то глупые ритуалы. Фразочки эти, ходить в ногу и прочая чушь – такое ощущение, что я попал в огромный дурдом. А главное, все с такими серьёзными мордами – хотя я не понимаю, как тут можно удержаться от смеха? «Рад стараться», блин…

И ещё все постоянно орут, как правило матом. Это утомляет. Когда капитан Блэйк сидел со мной в каюте, он вёл себя тихо, и голос у него был такой… мягкий. А тут как встанет на плацу перед этим своим подразделением,

куда и я вхожу, как начнёт загибать про каких-то коней, так вскоре я вообще перестаю понимать, чего он хочет и кто кого должен ебать поперёк – то ли мы коней, то ли они нас. Я давно уже привык не обращать внимания на крики – вот и получается, что стою себе и смотрю в пространство, пока вокруг раздаётся бессмысленный шум, а потом оказывается, что я пропустил какой-то важный приказ. Ну а как я должен был его заметить, если он даже не имеет отношения к злополучным коням?

Однако есть одна вещь, которая мне в армии безусловно понравилась, – огнестрельное оружие. И, судя по результатам на стрельбах, моя симпатия взаимна. Подумать только – чтобы убить человека, достаточно нажать на спусковой крючок. Это как если ты всю жизнь делал что-то через трудности, пот и кровь, через боль и переломы, а потом оказывается, что достаточно нажать кнопку и всё.

Хотя со стрельбами я лажанул по полной. На первом занятии всё объяснили, вроде как элементарно. И тут лейтенант говорит: «Рядовой Смит, что это вы скучаете, наверное, хотите выйти и показать всем, как надо?». Ладно, я вышел, делов-то – наводишь и нажимаешь. И сразу понял, что сделал что-то не то – судя по физиономиям окружающих. Оказывается, нужно было выстрелить один раз, а не весь магазин автоматом, и желательно было хоть раз промахнуться мимо центра мишени – чтобы не смущать лейтенанта, у которого, как я потом узнал, результаты не очень. У него то ли глаз косит, то ли палец дрожит – в общем, приходится прилагать усилия, – и моё, как ему показалось, легкомысленное отношение в сочетании с меткостью его взбесило.

Впрочем, чёрт с ним, с лейтенантом. Зато слух о моём «везении» докатился до капитана Блэйка, который на следующий день меня разыскал, похвалил и тут же потащил на полигон – объяснять премудрости стрельбы. Мы там с ним до вечера проторчали: оказалось, что всё сложнее и одновременно интереснее, чем на занятиях для новобранцев. Конечно, я не запомнил и половины тех умных слов вперемешку с цифрами, которыми сыпал капитан. Он гонял всех попавших под руку рядовых на склад, требовал то одну модель, то другую, разбирал, собирал, тыкал мне в нос какими-то детальками, чтобы наглядно объяснить разницу… Но всё же я старался: изображал осмысленный взгляд, кивал вроде бы к месту, пытаясь выцепить в его словах основное и уложить в голове хотя бы это. Хорошо хоть он ни о чём не спрашивал – в лучшем случае я смог бы повторить лишь десятую часть его рассуждений.

К концу дня мы сидели уже прямо на траве. Я одурело хлопал глазами, потому что от обилия информации клонило в сон, а капитан Блэйк обнимал «С-16» будто это у него любимый ребёнок. Наверное, со стороны – ну, на полигоне постоянно кто-то мимо ходит – зрелище было то ещё: сидят два мутанта, обложенные брезентом с кучей винтовок и перемазанные в оружейной смазке. Капитан, увлёкшись, вытирал руки прямо о штаны, ну а я тоже – настолько привык ориентироваться на поведение человека, от которого завишу, что повторяю уже непроизвольно.

Но подстраиваться под капитана мне даже понравилось – у него на лице был такой искренний восторг, словно эти детальки, пружинки и трубочки ему милее всего на свете. Посмотрев на него, проникшись его энтузиазмом, мне тоже захотелось разобраться подробнее.

В тот же вечер я разыскал два учебника и, устроившись на привычной лестничной площадке, принялся вникать в особенности разных моделей. Это и в самом деле оказалось проще после объяснений капитана, хоть днём казалось, что я мало что понял.