Идеальный шпион
Шрифт:
— Следовательно, рисование он бросил? Я думал, вы оба по-прежнему увлекаетесь рисованием.
— Рисования ему показалось мало. Он решил, что словами на бумаге можно выразить больше.
— Но здесь этих слов вроде бы немного. Когда же произошла эта перемена во вкусах?
— На Лесбосе. Во время отпуска. Он еще не начал писать. Собирает материал.
— Ах вот как! — Он перевернул страницу.
— Он называет это «заготовки».
— Да? — И, не поднимая глаз от рукописи: —
— А когда мы уйдем с работы… когда он уйдет с работы… если это произойдет не слишком поздно, он станет писать, а я стану заниматься живописью и переплетать книги. Так мы планируем.
Бразерхуд перевернул страницу.
— В Дорсете?
— Да. В Плаше.
— Что ж, произошло это не слишком поздно, — без особой любезности заметил он, опять погружаясь в чтение. — Занятия скульптурой тоже входят в ваш план?
— Скульптура непрактична.
— Практичности я вообще в нем не замечал.
— Вы же поощряете подобные вещи, Джек. Я имею в виду фирму. Ты всегда говорил, что у нас должны быть хобби.
— О чем, кстати, книга? Интересный сюжет?
— Сюжет он все еще обдумывает И держит замысел при себе.
— Вот послушай. «Когда во всем доме воцарился ужасный мрак, а сам Эдвард, испытывая настоящие мученья, изо всех сил старался держаться как ни в чем не бывало». Насколько я понял, здесь нет даже главного предложения.
— Это не он писал.
— Но написано его рукой.
— Это выдержка из какой-то книги. Читая, он подчеркивает карандашом, а потом делает выписки особо понравившихся мест.
Сверху донесся резкий щелчок, словно треск дерева или пистолетный выстрел, перенесший ее в дни ее ученичества.
— Это комната Тома, — сказала она, — им незачем было туда лезть.
— Дай мне какую-нибудь емкость, дорогая, — сказал Бразерхуд. — Что-нибудь вроде мусорного пакета.
Она пошла на кухню. «Почему я позволяю ему так со мной обращаться? Влезать в мой дом, мой брак, мои мысли, трогать и брать здесь все, что не имеет для него никакой ценности?»
Ведь вообще-то Мэри не отличается особой покладистостью. Она из тех, кого дважды не обсчитывают. В английской школе, английской церкви, в ассоциации дипломатических жен ее считали порядочной мегерой. Но одного лишь пристального взгляда Джека Бразерхуда, одного небрежного слова, произнесенного этим низким раскатистым голосом, бывало достаточно, чтобы она со всех ног устремлялась к нему.
«А все потому, что он так похож на папу, — решила она. — Он любит ту же Англию, что и мы; и плевать хотел на все остальное.
Потому, что я работала на Джека еще в Берлине,
Потому, что он руководил разводом Магнуса и женитьбой Магнуса на мне, когда тот был в расстроенных чувствах, потому что Джек, как выразился он сам, „передал мне Магнуса в наследство“. Потому что он любит Магнуса».
Бразерхуд перелистывал страницы ее ежедневника.
— Кто этот П.? — строго спросил он, постучав по странице. — «25 сентября. 6.30. вечера П.». И 16-го тоже. П., Мэри, это ведь не Пим, правда же? Или я опять проявляю бестолковость? Кто этот П., с которым он встречается?
Она почувствовала, как внутри ее закипает крик — а в доме нет виски, чтобы заглушить его. Надо же ему из всех записей, а их в ежедневнике не один десяток, было выбрать именно эту!
— Не знаю. Какой-то агент. Не знаю.
— Но это записано твоей рукой, разве не так?
— Магнус попросил меня записать. «Запиши, что я встречаюсь с П.». Он сам записей не вел. Считал это неосмотрительным.
— И заставлял тебя вести записи вместо него.
— Он говорил, что, если запись попадется постороннему, он не поймет, кто встречается — Магнус или я. Разновидность помощи.
Она чувствовала на себе внимательный взгляд Бразерхуда. «Вынуждает меня говорить, — подумала она. — Хочет услышать, как дрогнет мой голос».
— Какой помощи?
— Помощи в работе.
— Поясни.
— Он не мог посвящать меня в суть того, чем занимается, мог лишь время от времени намекнуть на характер этой работы или когда именно он ее выполняет.
— Он так и говорил?
— Я и без его слов понимала.
— Что же ты понимала?
— Что он гордится своей работой! И хочет, чтобы я знала!
— Что знала?
От этого Бразерхуда можно было сойти с ума, даже понимая, что он нарочно выводит ее из себя.
— Знала, что у него есть другая жизнь. Жизнь очень важная. Что он на службе.
— На нашей службе?
— На службе у тебя, Джек. У Управления. А ты про кого подумал? Про американцев, что ли?
— Почему ты вдруг заговорила об американцах? Он питает предубеждение против американцев?
— С чего бы это? Он работал в Вашингтоне.
— Это еще не повод не питать предубеждений. Могло, наоборот, укрепить его в них. А Ледереров в Вашингтоне вы знали?
— Разумеется, знали.
— Но ближе сошлись с ними потом, верно? Я слышал, что с нею вы не разлей вода.