Идеальный вальс
Шрифт:
Двигаясь вниз, губы Себастьяна подробно исследовали ее подбородок, шею, выемку у основания шеи и двинулись к ее груди. Немного шероховатая мужская ладонь потерлась об нее. Себастьян взял один сосок в рот и втянул его, из горла Хоуп чуть не вырвался крик. Это не удовольствие, нет, и не боль; что-то более сильное, вызывающее зависимость, что-то совершенно другое.
Ласки вызывали горячие, ритмичные волны, и Хоуп, задрожав, окунулась в них с головой, полностью находясь в их власти. Мужская рука скользнула между ее ног и погладила ее там.
Она
На мгновение Себастьян остановился, и Хоуп воспарила в небеса, вне времени и пространства. Затем он полностью накрыл ее тело и вошел в нее одним быстрым выпадом.
Хоуп задохнулась и сжала его, внезапно охваченная паникой.
Задыхаясь, Себастьян произнес:
– Все в порядке, любовь моя. Худшее позади.
Худшее? То, что она чувствовала, не было плохим. Просто... другим. Ощущение растянутости, и как будто что-то порвалось. Прокол, но без боли. Вторжение, но не вражеское. И соединение – великолепное, глубокое соединение.
Позади?
– Я не хочу, чтобы это было позади, – она обвила его руками и ногами, слепо отдаваясь их любви, не позволяя ему покинуть ее тело.
Себастьян снова начал гладить тело Хоуп, которая, почувствовав собственную дрожь, еще крепче сжала любимого. А затем он стал двигаться в ней сильными ритмичными толчками, уводя за собой, вверх, в другие края, за грань сознания.
Пока Хоуп снова не разбилась вдребезги в руках Себастьяна, получив великолепное забвение.
***
– Ты в порядке, любимая?
Хоуп заморгала и потянулась. С изумлением она заметила, что дождь продолжал барабанить в оконные стекла, и вода так же журчала, скатываясь по сточным канавам.
Как все могло оставаться прежним, когда она чувствовала себя настолько другой?
– Любовь моя? – его голос был глубок. Заботлив.
Повернувшись, Хоуп уставилась на него. Ее мужчина. Ее возлюбленный.
Себастьян выглядел слегка обеспокоенным. Большими пальцами рук он мягко погладил ее щеки. Хоуп удивленно осознала, что они влажные. Она плакала? Этого в ее памяти не сохранилось.
– Как ты себя чувствуешь? – казалось, вопрос очень много для него значит.
Хоуп обдумывала ответ, пытаясь найти слова, способные передать ее чувства. Все было настолько необыкновенно, что ей хотелось заставить его понять это.
– Когда я была маленькой девочкой, – медленно заговорила она, – я наблюдала, как змея выбиралась из своей кожи. Сейчас я чувствую себя подобно этой змее.
– О, Боже! – воскликнул Себастьян.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но она удержала его рукой, поглаживая твердый подбородок и заверяя в своей любви.
– Нет, подожди, позволь мне закончить. Я хочу объяснить.
Себастьян сглотнул, с несчастным видом смотря на нее.
– Змея была унылой, пятнисто-серой, и, когда она медленно сдирала свою кожу, это выглядело болезненно, хотя я так не думаю. Она терлась и терлась о камни, и затем, внезапно, кожа начала слезать. – Раздался стон, и ее пальцы
Ее слова тронули Себастьяна так, что ему пришлось спрятать лицо в волосах возлюбленной, дабы не дать пролиться слезам, что выглядело бы совсем не по-мужски. Наконец он смог произнести:
– Но ты – красавица. Признанная светская красавица.
– А, это! – Хоуп замотала головой. – Не важно, что другие люди думают о моей внешности, я никогда не чувствовала себя красивой. У меня есть сестра-близнец, которая выглядит точно так же, как и я. Чарити намного красивее любой из нас, а Грейс, думаю, однажды затмит нас всех. Пруденс, наша старшая сестра, самый замечательный человек на свете. И все же свет считает ее обыкновенной. – Она улыбнулась. – Но муж Пруденс, Гидеон, считает ее очень привлекательной и искренне изумляется, когда другие этого не замечают.
Хоуп подарила ему искреннюю улыбку и погладила по щеке.
– То же самое ты делаешь со мной. Я всегда ощущала себя неуклюжей, несовершенной сестрой, той, которая не может сделать все должным образом и не способна правильно понимать многие предметы. Я – девчонка-сорванец, нарушающая правила, действующая прежде, чем успеваю подумать, и втягивающая всех в неприятности. Я боюсь темноты и того, что в ней скрыто. Я люблю спорить, я нетерпелива...
Он поцелуем заставил ее замолчать.
– Ты прекрасна, и внутри, и внешне. Если люди и называют тебя сорванцом, то это из-за привязанности, а не желания покритиковать. – Себастьян снова поцеловал ее. – Ты щедрая и любящая, и ты всюду приносишь с собой радость. Ты излечиваешь старую боль и открываешь другим прелесть жизни, которой полна сама.
Он взял ее лицо в свои руки и уже спокойнее произнес:
– И сегодня вечером ты сделала меня самым гордым и самым счастливым человеком в мире.
Лицо Хоуп сморщилось, и она судорожно обняла его, пробормотав ему в шею:
– Я люблю тебя, Себастьян Рейн.
– И я люблю тебя, мой возлюбленный шелковый эльф.
– Шелковый эльф? – засомневалась Хоуп.
– Впервые увидев, как ты танцуешь, я решил, что ты шелковый эльф, – объяснил он. – Настолько ты была легка и изящна в своих движениях.
Легонько зевнув, Хоуп прижала голову к его груди.
– Мне нравится, – раздалось сонное бормотание. – Я могу быть шелковым эльфом или языческой богиней любви.
– Или смелым сорванцом, – добавил он. – Я люблю все твои ипостаси.
Каждое слово сопровождалось поцелуем.
Улыбаясь, Хоуп заснуа в руках Себастьяна. Ветер выл под карнизом, дождь барабанил в оконные стекла, а Себастьян лежал на высокой кровати в маленькой гостинице, чувствуя себя более счастливым и более дома, чем когда-либо в своей жизни.