Шрифт:
Ярослав Гашек
ИДИЛЛИЯ ВИННОГО ПОГРЕБКА
Эти четыре человека, встречаясь ежедневно по утрам в пивном погребке и рассуждая о большевиках, не ведали страха и сомнений.
О них они говорили каждый день, вкладывая в беспощадное осуждение большевиков всю свою душу.
Эти люди были живым газетным архивом, прекрасным фонографом с постоянно наточенной иглой и треснувшей пластинкой, которая шипит, хрипит, но продолжает наигрывать одно и то же.
Каждый их них: и торговец кофе, и фабрикант стеклянной посуды, и архитектор, и старший инспектор страхового общества — имел свою излюбленную тему. Торговец кофе рассуждал о смертных казнях; фабрикант стеклянной посуды — о замученных буржуа и царской семье; архитектор о хозяйственной разрухе и преследовании архитекторов, о комиссарах и голоде; старший инспектор страхового
За их столом с табличкой «Занято» ежедневно умерщвлялись тысячи людей и пылали города. Здесь четвертовали детей фабрикантов, а китайцы совершали бесчисленные зверства. Здесь вырезали всех большевиков и комиссаров, обрекали на голодную смерть всю Россию. За этим столом вешали и расстреливали русскую интеллигенцию, тут увенчивались успехом ежедневные бунты против Советов, и народные комиссары, навсегда изгнанные из Москвы и Петрограда, бежали с похищенным золотом за границу.
За этим столом разыгрывались потрясающие трагедии; за границу для ведения пропаганды посылались ящики с русским золотом; тут уж щедрость собеседников не знала предела и граничила с расточительством,
С каждой выпитой стопкой условия жизни в Советской России становились все ужаснее. Ни «Народни листы», ни Аверченко, ни Станислав Николау [1] , ни «Право лиду», ни «Пражски вечерник» [2] не могли додуматься до подобных каннибальских пиршеств. Расходясь, друзья пожимали друг другу руки в знак взаимного восхищения и признания, словно хотели сказать: «Итак, завтра опять здесь. Будем беспощадны. За ночь в России обязательно что-нибудь произойдет».
1
Станислав Николау — буржуазный политик крайне правого толка, редактор «Пародии политики»
2
«Пражски вечерник» — газета клерикальной партии антикоммунистического и антисоветского направления.
И, пыхтя, они отправлялись обедать. За все время, что они ходили в погребок, их единственной жертвой стал некий молодой статистик, который на основании сведений торговца кофе отмечал в своей записной книжке число лиц, казненных большевиками.
Как раз перед своими именинами статистик подвел итог и обнаружил, что большевики казнили в три раза больше людей, чем их насчитывается на всем земном шаре. Молодой человек потерял рассудок, будучи не в силах объяснить, как он сам существует на безлюдной планете.
Когда четверо друзей встретились вновь, торговец кофе сказал:
— Русские большевики опять выкинули номер. В Харькове забили насмерть дубинами трех внуков и внучку Божены Немцовой [3] . Мало того, они отрезали им головы и послали в ящике Ленину, который собственноручно выколол им глаза. Я прочел об этом сегодня в вечерней газете.
Завязался интересный разговор, в ходе которого архитектор сообщил, что русские большевики вообще имеют зуб против потомков и родственников чешских писателей и поэтов. Так, недавно в Новочеркасске они повесили брата Гейдука [4] , в Москве четвертовали троюродного дядю Бенеша Тршебизского [5] и утопили младшего брата Арбеса [6] . Сестру Элишки Красногорской [7] посадили на кол в Тамбове. Племянника Сватоплука Чеха сожгли в Туле. Племянницу Врхлицкого [8] задушили в Нижнем Новгороде, а брата Пеланта [9] застрелили в аэроплане. Шурина Махара привязали к рельсам и пустили пассажирский состав, а увидев, что несчастный еще жив, отправили следом товарный.
3
Немцова Божена (1820–1862) — выдающаяся чешская писательница, автор переведенной на многие языки повести «Бабушка».
4
Гейдук Адольф (1835–1923) — чешский поэт, обращался главным образом к сельской тематике, горячий сторонник идеи чешско-словацкого единства.
5
Тршебизский Вацлав Бенеш (1849–1884) — чешский писатель, автор исторических романов и повестей.
6
Арбес
7
Красногорская Элишка (1847–1926) — чешская писательница и поэтесса, участница движения за женское равноправие, редактор газеты «Женские листы» (1873).
8
Врхлицкий Ярослав (наст, имя Фрида Эмиль; 1853–1912) — выдающийся чешский поэт, драматург и переводчик.
9
Пелант Карел (1874–1925) — чешский журналист и общественный деятель — один из основателей атеистического и антиклерикального движения «Свободная мысль» в Чехии, редактор журнала «Вольна мышлен-ка» («Свободная мысль»).
Фабрикант стеклянной посуды дополнил эти факты сведениями о том, как большевики в России поступают со своими собственными писателями и журналистами. С Горького заживо содрали кожу и бросили его в яму с негашеной известью. Аверченко раздели донага при сорокапятиградусном морозе и поливали водой до тех пор, пока он не превратился в огромный ледяной сталактит. Теффи поджарили на конопляном масле, а потом замариновали в уксусе. Борисом Соколовым зарядили царь-пушку в Кремле и выстрелили в сторону Ходынки. Если уж большевики творят такое с собственными людьми, если они зажарили вдову Толстого, а через Мережковского пропустили электрический ток в два миллиона вольт, отчего он сошел с ума, то нечего удивляться тому, что они учинили в Харькове с тремя внуками и внучкой Вожены Немцовой.
Старик, сидевший за соседним столиком, встал и подошел к четырем знатокам русской жизни.
— Господа, — сказал он дрожащим голосом, — господа… это… ошибка… Я сам… сам внук… Божены Немцовой. Мы… вернулись… только вчера… из России. Мы все… живы… С нами, извините… ничего не сделали. Разрешите мне… подсесть к вам… я…
— Не важно, кто вы такой, — пробасил старший инспектор страхового общества. — Этот столик для наших друзей, а не для тех, кто заступается за большевиков. Если вы собираетесь защищать их, так и оставались бы в России, чтобы участвовать в их зверствах. У нас, в чешском народе, вы не найдете поддержки.
Когда «замученный большевиками» внук Божены Немцовой отошел, торговец кофе многозначительно произнес:
— Это какой-то старый интриган. Видимо, он собирается вести здесь пропаганду на денежки Москвы.
Архитектор заметил, что для таких мерзавцев нет ничего святого.
И вновь, как вчера и позавчера, за столом четырех собеседников умерщвлялись тысячи людей и пылали города.
А торговец кофе, возглавлявший это общество каннибалов, после каждой фразы стучал кулаком по столу и кричал:
— Мне бы попасть туда, черт подери, показал бы я этим большевикам! Они бы у меня и не пикнули!
Накануне вынесения приговора кладненским забастовщикам [10] торговец кофе еще раз резюмировал свои обвинения и добавил:
— Значит, завтра их приговорят к повешению… Что вы говорите, пан трактирщик? Хрена к сосискам мне не надо, предпочитаю горчицу… Знаете, я разговаривал со многими, и все требуют для них петли. Что вы говорите? Хлеба или булочки? Вот если бы у вас нашелся соленый рогалик… Нет? Тогда дайте булочку. Вчера вечером сидел я в будейовицкой пивной, так там никто не сомневался, что их повесят.
10
…приговора кладненским забастовщикам. — Судебный процесс над участниками декабрьской всеобщей забастовки, уличных сражений с полицией и депутатами кладиенских рабочих Советов и Комитетом рабочего контроля проходил в марте — апреле 1921 г. Четырнадцать руководителей декабрьского движения в Кладно во главе с Антонином Занотоцким (1884–1957) были осуждены на длительные сроки тюремного заключения.
— Боюсь, — сказал архитектор, — как бы повешение не заменили им пожизненным заключением.
— Что вы, пан архитектор, кто это вам сказал? — разгорячился фабрикант стеклянной посуды. — Ни о каком
помиловании не может быть и речи. Висеть им как миленьким!
— Мне бы попасть туда, да еще с правом решающего голоса, — вставил старший инспектор страхового общества, — я бы настаивал на исполнении приговора в двадцать четыре часа.
— Это не выйдет, — рассудительно заметил торговец кофе. — Если бы вешали одного, а тут их целых четырнадцать! Это будет самая крупная казнь в истории Чехии, и ее надо как следует подготовить. Один палач но справится, даже при трех помощниках. Ведь нельзя же поставить четырнадцать виселиц за сутки. Недавно у меня в лавке делал полки очень опытный столяр, и все же ему понадобилось три дня.