Идиотки
Шрифт:
– А ничего не сказал,– активно работая челюстями, промямлила подруга.– Со мной его жена разговаривала – Альбина Атласовна. Знаешь, я вот всегда удивляюсь, что за имена у них такие: Атлас, Палас.
– Ты давай ближе к теме,– гаркнула я, хватаясь за Галькину тарелку ву которую она вцепилась пальцами. Поняла зараза, что я в ярости. – Сколько нам еще этого подонка терпеть? У меня ребенок, между прочим.
– Ладно, не пыли,– миролюбиво улыбнулась Подвигалкина.– Тетка сказала, что Олег Евгеньевич приболел. Старость не радость, знаешь ли. Ну, я как мы и договаривались
– Мы про «частями» не договаривались,– зашипела я, едва справляясь с желанием огреть Гальку карышкой от кастрюли. – Ты совсем одурела? Олег Евгеньевич не заслуживает такого. Он ко мне, как к дочери относился. А ты…
– Да, и пендаля дал тебе под твой распрекрасный зад он тоже по родственному? Очнись, Чита. Наш пленник весь в папулю. От осинки не родятся апельсинки. Не очень то ее напугали мои обещания, если тебя это успокоит. Судя по тому, с какой скоростью эта новость попала на все телеканалы, они либо дураки, либо …
– Еще раз назовешь меня Читой, я тебя разорву,-шепотом пообещала я подруге, опасаясь что наш диалог услышит Ванятка.
– Ладно, не ори,– Галька явно не была настроена ссориться,– давай думать, что дальше делать. Тебе наверное придется на разведку идти. Там же тебе еще вроде денег должны остались.
– Где? –тупо спросила я, пытаясь вырвать телевизор, висящий в кронштейне на стене.
– В Катманде,– рявкнула Подвигалкина.– Ты чего делаешь? Умом поехала, что ли от страха?
– Руслан просил телевизор ему принести,– пропыхтела я, сражаясь с неподдающейся «плазмой»
– Попросил? Это когда он нам в спину проклятия сыпал, и требовал благ? – загоготала Галка.– Ты и вправду блаженная. Ванька где будет мультики смотреть? В фантазиях?
Я замерла. А и вправду, ради кого я лишаю своего ребенка возможности смотреть любимого Спанч Боба. Вот только поганая совесть, доставшаяся мне видимо от папули – идиота, как называет его мама, все же иногда берет верх над моим разумом.
– Мам, вы чего тут орете? Во дворе слышны ваши вопли. Опять соседи скажут, что у нас дурдом,– Ванюшка появился в кухне. Я бросила попытки снять со стены телевизор, и прижала к себе сына, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы.
– Ничего, Вань. Просто разговариваем,– успокоила ребенка Галка, – зомбоящик висел криво вот мы и спорим в какую сторону его крутануть, чтобы не окосеть.
– С Бобчинским, что – то не то,– выдохнул мой сын. Вот только этого мне сечас не хватало. Этот пес – хвостатая, нескончаемая проблема. У него то хубы растут в два ряда, то понос, после разграбления помойки, то корм ему не подходит. В общем не пес, а сто рублей убытка.
– Что на этот раз? – спросила я обреченно.
–Он воет, беспокоится, и все время тащит меня к подвалу. Вы тоже туда шмыгаете постоянно, да еще и с кастрюлями. Я видел. Кто там у вас?
– Крысы,– слишком поспешно вкрикнула я. – Огромные, как кони. Мы потому тебе не говорили,
– И вы подкамливаете, растите монстров для охоты на соседей?– хихикнул мой сын.– И змею придумали поэтому?
– Вань, мать правду говорит,– наконец подала голос до этого ошалело молчащая Галюня.– Мы отраву туда носили, так что не ходи пока туда.
– И не собирался,– заверил ее ребенок, и обреченно вздохнул, -меня мама к Виолетте ссылает.
– Сочувствую,– потрепала его по вихрастой голове Подвигалкина.
– Мам, телевизор есть еще один в кладовке,– вдруг по – взрослому сказал Ванюшка.– Ну тот, который ты гробом зовешь. – Можно я его себе в комнату поставлю.
– Когда вернешься, поставим,– пообещала я, вспомнив про допотопное окно в мир, пылящееся в дальней кладовой. Теперь бы еще придумать, как отволочь этого монстра советской промышленности в подвал. В конце концов, даже в тюрьмах людям создают пригодные для жизни условия. А Вольский не маньяк и не убийца, а просто мерзавец. За это не судят.
Ванька схватил со стола печенье и убежал. Детский разум прекрасен. Умеет быстро выкидывать из себя то, что ему не нужно. Хотя, мы бы с Галкой, когда были детьми, обязательно полезли бы в подвал, и попытались поймать огромного пасюка. Но мы же идиотки.
– Только не говори, что мы попрем этот гроб на колесах в подвал,– предупреждая мой месседж, простонала Галка.
– И его, и матрас, и ведро купишь в хозтоварах нормальное, с сидушкой, как у унитаза,– зло выплюнула я.
– А ху- ху, не хохо? – спросила эта гадина, сунув мне под нос фигуру, скрученную из трех пальцев.
Я схватила половник, даже успела замахнуться на вредную подружку. Она не осталась в долгу, и с визгом вцепилась мне в волосы.
– Прекрасно,-голос прозвучавший, как раскат грома, заставил нас с Галиной разлететься в стороны и уставиться на женщину, появившуюся бесшумно, словно ниндзя.– Потрясающе. Это именно то, что я рассчитывала увидеть.
– Мама,– пискнула я,– ты же позже хотела приехать. А мы ту с Галей…
– Мне не интересны ваши эротические фантазии,– фыркнула любящая маман.
– Какие? – глаза Подвигалкиной, красиво наливались бешеннством, мои же наоборот начали активно дергаться.– Виолета Трахановна, ой простите, Тихоновна, вы берега попутали, или все таки дедушка Альцгеймер поборол брезгливость и принял вас в свои адепты?
– Ты всегда была мужичкой,– не осталась в долгу моя мамуля.– Позор. Я рожала дочь, мучалась, а теперь людям в глаза не могу смотреть. Дочь – лесбиянка – это же приговор. Хотя, от идиота, могла родиться тоько идиотка. Гены. Диагноз.
Я уставилась на мать. Ну как так получилось, что она вообще решилась меня родить? Эгоизм родительницы пересекал все мыслимые и немыслимые пределы. Всю жизнь она восспитывала во мне чувство неполноценности. Способы для этого она выбирала гестаповские. Наверное поэтому я выросла безвольным и безотказным существом. Как говорит Галка – амебой в лифчике. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что данную часть женского туалета мне и надеть то не на что.