Идиоты первыми

Маламуд Бернард

— Если отнести письмо в кабинет, там прочтут.

— Врач обязан, это его работа, — возразил Ньюмен.

— Но я тут ни при чем, — сказал Тедди. — Почему ты не хочешь отправить мое письмо? Какая тебе разница?

— Нечего там отправлять.

— Это по-твоему так.

Массивная голова Тедди сидела на короткой загорелой шее, жесткие с проседью волосы подстрижены коротким бобриком. Один его серый глаз налит кровью, а второй затянут бельмом. Разговаривая с Ньюменом, Тедди устремлял взгляд вдаль,

поверх его головы или через плечо. Ньюмен заметил, что он даже искоса не следил за конвертом, когда тот на мгновение переходил в руки Ньюмена. Время от времени он указывал куда-то коротким пальцем, но ничего не говорил. И так же молча приподнимался на цыпочки. Сторож не вмешивался, когда по воскресеньям Тедди приставал к Ньюмену, уговаривая отправить письмо.

Ньюмен вернул Тедди конверт.

— Зря ты так, — сказал Тедди. И добавил — Меня гулять пускают. Я почти в норме. Я на Гаудал-канале воевал.

Ньюмен ответил, что знает об этом.

— А где ты воевал?

— Пока нигде.

— Почему ты не хочешь отправить мое письмо?

— Пусть доктор прочтет его для твоего же блага.

— Вот здорово. — Через плечо Ньюмена Тедди уставился на почтовый ящик.

— Письмо без адреса, и марки нет.

— Наклей марку. Мне не продадут одну за три пенса или три по пенсу.

— Теперь нужно восемь пенсов. Я наклею марку, если ты напишешь адрес на конверте.

— Не могу, — сказал Тедди.

Ньюмен уже не спрашивал почему.

— Это не такое письмо.

Он спросил, какое же оно.

— Голубое и внутри белая бумага.

— Что в нем написано?

— Постыдился бы, — обиделся Тедди.

Ньюмен уезжал поездом в четыре часа. Обратный путь не казался таким тягостным, как дорога в больницу, но все равно воскресенья были сущим проклятьем.

Тедди стоит с письмом в руке.

— Ну, согласен?

— Нет, так не пойдет, — сказал Ньюмен.

— Ну что тебе стоит.

Он все-таки сунул конверт Ньюмену и через мгновение получил его назад.

Тедди вперился взглядом в плечо Ньюмена.

У Ральфа в руке замусоленный голубой конверт.

В воскресенье у ворот вместе с Тедди стоял высокий худой суровый старик, тщательно выбритый, с бесцветными глазами, на его лысой восковой голове красовался старый морской берет времен первой мировой войны. На вид старику было лет восемьдесят.

Сторож в зеленой форме велел ему посторониться и не мешать выходу.

— Отойди-ка, Ральф, не стой на дороге.

— Почему ты не хочешь бросить письмо в ящик, ведь ты мимо пройдешь? — спросил Ральф скрипучим старческим голосом, протягивая письмо Ньюмену.

Ньюмен не взял письмо.

— А вы кто?

Тедди и Ральф молчали.

— Это отец его, — объяснил сторож.

—

Чей?

— Тедди.

— Господи, — удивился Ньюмен. — Их обоих здесь держат?

— Ну да, — подтвердил сторож.

— С каких он тут пор? Давно?

— Теперь ему снова разрешили гулять. А год назад запретили.

— Пять лет, — возразил Ральф.

— Нет, год назад.

— Пять.

— Вот странно, — заметил Ньюмен, — вы не похожи.

— А сам ты на кого похож? — спросил Ральф.

Ньюмен растерянно молчал.

— Ты где воевал? — спросил Ральф.

— Нигде.

— Тогда тебе легче. Почему ты не хочешь отправить мое письмо?

Тедди, набычившись, стоял рядом. Он приподнялся на цыпочки и быстро сделал выпад правой, потом левой в сторону почтового ящика.

— Я думал, это письмо Тедди.

— Он попросил меня отправить его. Он воевал на Иводзима. Мы две войны прошли. Я был на Марне и в Аргонском лесу. У меня легкие отравлены ипритом. Ветер переменился, и фрицы сами хватанули газов. Жаль, не все.

— Дерьмо сушеное, — выругался Тедди.

— Опусти письмо, не обижай беднягу, — сказал Ральф. Дрожь била его длинное худое тело. Он был нескладным и угловатым, блеклые глаза смотрели из впалых глазниц, а черты лица казались неровными, словно их вытесали из дерева.

— Я же говорил, пусть ваш сын что-нибудь напишет в письме, тогда я его отправлю, — растолковывал Ньюмен.

— А что написать?

— Да что угодно. Разве никто не ждет от него письма? Если он сам не хочет, пусть скажет мне, я напишу.

— Дерьмо сушеное, — снова выругался Тедди.

— Он мне хочет написать, — сказал Ральф.

— Неплохая мысль, — заметил Ньюмен. — В самом деле, почему бы ему не черкнуть вам пару строчек? А может быть, лучше вам отправить ему письмецо?

— Еще чего.

— Это мое письмо, — сказал Тедди.

— Мне все равно, кто напишет, — продолжал хмуро Ньюмен. — Хотите, я напишу ему от вашего имени, выражу наилучшие пожелания. А могу и так: надеюсь, ты скоро выберешься отсюда.

— Еще чего.

— В моем письме так нельзя, — сказал Тедди.

— И в моем нельзя, — мрачно произнес Ральф. — Почему ты не хочешь отправить письмо таким, как есть? Спорим, ты трусишь.

— Нет, не трушу.

— А вот, держу пари, трусишь.

— Ничего подобного.

— Я никогда не проигрываю.

— Да что тут отправлять? В письме нет ни слова. Чистые листы, и ничего больше.

— С чего ты взял? — обиделся Ральф. — Это большое письмо. В нем уйма новостей.

— Мне пора, — сказал Ньюмен, — а то еще на поезд опоздаю.

Сторож выпустил его. За Ньюменом закрылись ворота.

Тедди отвернулся и обоими глазами, серым и затянутым бельмом, уставился поверх дуба на летнее солнце.