— И так трогательно! Вот, послушай… — Один из официантов взял журнал. — Ну, вначале, понятно: вундеркинд, шестнадцать лет, публикация некоторых мест из романа, который появится осенью, и так далее. Но потом… — Официант перевернул страницу и, водя пальцем по строчкам, нашел нужное место. —
Вот: «Мой отец думает, что я считаю его неудачником. На самом деле я думаю, что он похож на фантазеров, хвастунов и врунов, иногда очень остроумных, каких я видел в старых фильмах. Вообще, он представляется мне человеком, попавшим не в свое время. Когда в 14 лет я переехал к нему, ему очень хотелось сходить со мной на рыбалку, как будто рыбалка — это что-то вроде золотой медали имени Марка Твена за образцовые отношения между отцом и сыном. При этом сам он никогда не держал в руках удочку, и я не уверен, понимает ли он, что на крючке окажется не рыбное филе в соусе с эстрагоном, а рыба с глазами и трепыхающимся хвостом. Однажды мы были вместе в ресторане, и он, наверно, чтобы произвести впечатление, заказал целую макрель. Но уже одного того, как он быстро прикрыл рыбью голову листьями салата, любому хватило бы, чтобы понять: этот человек предпочитает есть пищу, не зная о ее происхождении. И после этого меня уже совершенно не удивило, что он разрезал рыбу, не обращая внимания на кости, как кусок жареного мяса. Самое забавное: за это я и люблю своего отца. И презираю людей, воображающих, что они намного лучше и рафинированнее его только потому, что умеют правильно есть рыбу, и считающих себя слишком утонченными и изысканными, чтобы устроить из чего угодно небольшой спектакль; понимаете: мало ли кого и чему научили в детстве, я вот, например, уже в пять лет, когда бывал у бабушки, ловил форелей в ручье. Конечно, иногда он, что называется, садится в лужу, да еще как! Когда он, желая произвести впечатление, произносит свои жалкие фразы или после концерта моей мачехи начинает приставать к какой-нибудь шишке в филармонии, чтобы ему предоставили право эксклюзивных репортажей обо всех концертах. Но меня это, собственно, только умиляет, и всякий раз, когда ему что-нибудь перепадает, я радуюсь. Если на кого-то
и в самом деле производит впечатление фраза типа „Еще Гете сказал…“ или какая-то чушь в том же роде или если кто-то — пусть на мгновение — поддается его натиску. Иногда я думаю, он нарочно выставляет себя на посмешище и специально делает так, чтобы его хитрости были всем очевидны, потому что он — честный человек и в душе стремится, чтобы все это поняли. Наверно, больше всего ему хотелось бы, чтобы нашелся человек, который сказал бы: „Да, да, Гете… ты лучше присядь и поешь немного, ты ведь весь день был на ногах, чтобы привести в порядок квартиру к возвращению Сабины и починить велосипед сыну…“»
Когда голова Мануэля упала на стойку, официант замолчал. Фанни наклонилась, прижала его залитое слезами лицо к своей груди. И велела второму официанту:
— Открой-ка шампанское.
Коротко об авторе
Немецкий писатель Якоб Аржуни (Якоб Боте) завоевал известность как автор детективных романов с главным героем по имени Каянкая, переведенных уже более чем на десять языков. В 1992 г. стал лауреатом Германской литературной премии за детективные романы.
Сам Аржуни пишет о себе так:
«Родился в 1964 г. во Франкфурте-на-Майне. С десяти лет — учеба в интернате в Оденвальде. В двенадцать впервые прочел „Красную жатву“ Хэммета — понял не все, но пришел в восторг. С четырнадцати до восемнадцати лет регулярно посещал бильярдный зал неподалеку от франкфуртского вокзала. Смотрел фильмы Серджио Леоне. Получив аттестат зрелости, отправился на юг Франции в Монпелье. Учебу бросил. Два с половиной года работал официантом, продавцом купальных костюмов и земляных орехов. Написал первый роман „С днем рождения, турок!“ и первую пьесу „Гаражи“. В двадцать два года вернулся в Берлин и поступил в актерскую школу. Быстро бросил. Учился в Свободном университете. Бросил еще быстрее. Читал Гюго, Фолкнера и Ирмгард Койн. Написал роман „Еще пива“ и пьесу „Назим отказывается“. Нашел свою профессию. Переехал в Париж. Написал следующую пьесу. Вернулся в Берлин».