Идору

Гибсон Уильям

– Сейчас тебе нужно сходить со мной в Крепость, – сказал Масахико.

Кья взяла со стола дистанционный пультик и выключила телевизор.

– Так ведь Арли не велела нам пользоваться сетью.

– Она знает, – сказал Масахико. – Я с утра там сижу. – Одежда на нем была все та же, но постиранная и выглаженная; на черных пузырящихся штанинах появились безукоризненные складки, что выглядело довольно дико. – И с отцом по телефону поговорил.

– Он сильно на тебя злится? Ну, за то, что эти гуми к нему приходили.

– Арли Маккрей попросила Старкова, чтобы кто-нибудь поговорил с представителем наших гуми. Они извинились перед отцом. Но там еще история

с Мицуко, ее арестовали у отеля «Дай». Это поставило его в неприятное положение.

– Арестовали?

– За попытку незаконного проникновения. Мицуко тоже участвовала в этом свечном действе. Она залезла на сетку, а там сигнализация. Набежала полиция, а она еще наверху, не успела слезть.

– И как все это утряслось?

– Мой отец договорился об ее освобождении. Но он очень расстроен.

– Мне даже кажется, что это я во всем виновата, – сказала Кья.

Масахико пожал плечами и вернулся к себе в комнату. Кья последовала за ним, прихватив по дороге с полки «Сэндбендерса», очки и наперстки.

Постель на кровати только что узлом не завязана, дверь в ванную нараспашку, за ней на залитом водой кафельном полу валяются мокрые, скомканные полотенца, туалетная полочка залита шампунем из упавшего набок флакона. В номере скопилось по меньшей мере три гостиничных подноса с полуопустошенными керамическими мисочками лапши, и все, буквально все вокруг заставлено мини-банками из-под эспрессо. За один неполный день Масахико создал вокруг себя близкое подобие своей домашней берлоги. Свой компьютер он поставил на стол, а рядом положил ту дурацкую кепочку.

– А Сону кто-нибудь видел? – спросила Кья, сдвигая к ногам кровати подушку и какой-то растерзанный журнал. Она села на расчищенное место, поставила «Сэндбендерса» себе на колени и начала надевать наперстки.

– Не думаю, – сказал Масахико и как-то странно на нее покосился.

– Отведи меня той же дорогой, что и в первый раз, – попросила Кья. – Я хочу снова там посмотреть.

Хак-Нам. Тайваньская улица. Стены, сплошь покрытые живыми, наползающими друг на друга надписями в графике всех известных письменных языков. Сотни дверей, и каждая из них – намек на свой особый, тайный мир. На этот раз Кья не только ощущала чьи-то пристальные взгляды, но и стала замечать вокруг себя бессчетное множество полупрозрачных теней. Надо думать, именно так представлялись местные жители, кроме тех, с кем ты общался напрямую. Город бесплотных призраков. Сегодня Масахико вел ее в какое-то другое место, они не взбирались по перекрученному лабиринту лестниц, а петляли по нижнему уровню – «первому этажу», как, вероятно, называли его обитатели оригинального Хак-Нама, – и Кья вспомнила «черную дыру» на том, висевшем в берлоге Масахико, платке.

– Теперь я должен тебя оставить, – сказал Масахико, когда они влетели с кишащей призрачной жизнью улицы в огромную пустоту. – Они не хотят ничьих глаз.

Он исчез. Кья осталась одна, и сперва ей показалось, что здесь действительно нет совсем ничего, кроме тусклого света, сочащегося откуда-то сверху, но потом она присмотрелась получше и смутно различила источник этого света – прозрачный, вроде как стеклянный потолок, огромный, очень-очень высокий и сплошь заваленный какими-то смутными, проникающими друг в друга предметами. И вспомнила крыши этого города, свалку виртуального хлама.

– Странное место, правда? – спросила возникшая рядом идору; тонкая, прихотливая вышивка на ее платье горела радужным светом и двигалась. – Темно и пусто. Но он захотел, чтобы мы встретились

именно здесь.

– Кто захотел? Вы не знаете, где сейчас Сона?

Перед идору возник маленький, ветхий столик, его резные, в форме драконов ножки были покрыты толстым, уже шелушащимся слоем бледно-зеленой краски. Посреди столика стоял грязный, захватанный стакан, на дне которого свернулась сороконожка. Кто-то негромко откашлялся.

– Это сердце Хак-Нама, – продребезжал знакомый голос, словно собранный из тысяч и тысяч сухих, древних и хрупких звуков. – Традиционное место для серьезных бесед.

– Вашей подруги нет, – сказала идору. – Я хотела известить вас об этом сама. А он, – жест в сторону стакана, – добавит подробности, которые я не понимаю.

– Как это «нет»? – удивилась Кья. – Там же просто прикрыли ее сайт, а сама она, Сона, так и сидит в этом Мехико-сити со своей шайкой.

– Ее нет нигде. – В голосе Этруска прорезалось нечто вроде сочувствия.

– Когда вас оттуда забрали, – сказала идору, – забрали из этой комнаты в Венеции, ваша подруга обратилась к софтверу вашего компьютера и активизировала видеокамеры в ваших очках. То, что она увидела, заставило ее предположить, что вам угрожает серьезнейшая опасность. Как оно, видимо, и было. Насколько я понимаю, у нее тут же зародился план. Вернувшись в свою тайную страну, она связалась с сайтом токийского отделения общества почитателей группы «Ло/Рез» и приказала Хироми Огава, президенту этого отделения, обнародовать сообщение о смерти Реза в отеле «Дай». В противном случае она угрожала применить оружие, которое развалит сайт токийского отделения.

– Нож, – догадалась Кья. – Так он что, настоящий?

– И крайне незаконный, – заметил Этруск.

– Когда Огава отказалась, – продолжила идору, – ваша подруга пустила свое оружие в ход.

– Что, – пояснил Этруск, – рассматривается законодательством каждой из вовлеченных в эту историю стран как тяжкое преступление.

– Да, – согласилась идору, – а затем она воспользовалась остатками уничтоженного сайта и сама разослала это сообщение, после чего к отелю «Дай» начали стекаться толпы потенциальных свидетелей.

И снова ее сменил Этруск.

– Но в результате, – сказал он, – ваша подруга раскрыла свое присутствие на заброшенном веб-сайте. Это дошло до сведения первоначальных владельцев сайта. Ваша подруга его покинула, однако они организовали преследование и в конечном итоге вынудили ее расстаться со своим образом.

– С каким еще «образом»?

Кья заранее знала ответ и боялась его услышать.

– «Сона Роса» – это образ, который создала себе Мерседес Пуриссима [33] Варгас-Гутьерес. Ей двадцать шесть лет, и она является жертвой энвиронментального [34] синдрома, очень распространенного в федеральном округе Мехико. – Сейчас его голос был как шелест дождя по тонкой железной крыше. – Она – дочь весьма преуспевающего адвоката по уголовным делам.

33

Purissima (исп.) – чистейшая, непорочная, честнейшая и т. д.

34

Энвиронментальный – связанный с окружающей средой, обычно с ее загрязнением. Гибсон раз за разом рисует Мехико-сити недалекого будущего как город с кошмарно загрязненной атмосферой.