Иду на грозу. Зубр
Шрифт:
Для Лены незнакомый город был начинен неожиданностями. Волнуясь, загадывала она, что сейчас откроется за углом. Вдруг они выходили на площадь, и перед ними взметались в небо сталагмиты огромного костела из багрового кирпича. Внутри костела было холодно, светили цветные витражи высоких окон, гремел орган так, что вибрировало в груди.
Поздно вечером они, спохватясь, помчались в гостиницу. Там, конечно, все было занято. Тогда, не раздумывая, они забрались в городской парк и подле памятника какому-то местному ботанику составили скамейки. Они лежали, подложив друг другу руки под головы, и Лена, глядя на звезды,
Имя Денисова Крылов слыхал давно, в связи со многими проблемами, но на все расспросы о том, что же сделано Денисовым, никто не мог ответить ничего внятного.
Шум нарастал, одна за другой появлялись статьи, восторженные, деловые, сенсационные: «Власть над молнией», «Укрощенная стихия», «Подвиг ученого».
В университете Денисов читал лекцию. Крылов поехал послушать. На кафедру поднялся маленький широкоплечий крепыш, составленный из частей, принадлежащих разным людям. У него был голый желтоватый череп, рыбий рот и нежно-розовый толстый подбородок. Несмотря на излишне крикливый голос, театральные жесты, он быстро завоевал аудиторию веселой уверенностью. Крылов слушал его с удовольствием. У Денисова все получалось заманчиво просто, дешево, быстро, и Крылов с тоской подумал о мучительно нудной, бесконечной требовательности Дана, лишенной скорых надежд и ясных обещаний.
Несомненно, Денисов умел убеждать окружающих, можно было понять появление очерка известного писателя: «Товарищ небо». Писатель взволнованно делился своим восхищением перед всепроникающим могуществом человеческого разума, дарующим людям власть над грозой. Существо научных работ его не занимало, зато он мастерски нарисовал картины бедствий — ревущие смерчи огня на нефтяных озерах, зажженных молниями, гибнущие в грозе самолеты. Он приводил древние гимны Риг Веды, где Индра своей громовой стрелой рассекает тучи, низводит на землю живительные потоки дождя и людям открывается солнечный свет.
«Извечный источник религиозного дурмана, унизительных страхов, крепость суеверий, символ человеческой беспомощности — все рухнуло, от былого могущества останутся развалины — безобидное учебное пособие школьников десятых классов. Гроза демонстрируется по заявкам районо».
Работу Денисова он образно связывал с мечтой народов о мире, о чистом и добром небе над нашей планетой.
Очерк возмутил Дана:
— Это особенно вредно, потому что талантливо.
Он решил выступить на совещании, созываемом Главным управлением совместно с министерствами специально по работам Денисова.
Накануне совещания в институт приехал Тулин. Впервые Крылов видел его таким мрачным и встревоженным. На все расспросы о Денисове Тулин цедил сквозь зубы:
— Подонок!
Тулин провел в кабинете Дана час и выскочил оттуда красный. Молча он сбежал вниз, Крылов еле поспевал за ним. Они неслись по улице, расталкивая прохожих, словно куда-то опаздывая. Вдруг Тулин остановился между трамвайными путями.
— Я ведь о нем же заботился, и он меня еще упрекает! Лезет на ветряную мельницу! Да какой там, лезет на пушку со своим копьем!
— Чего ты боишься? — осторожно сказал Крылов. — Пусть они поспорят. Истина рождается в споре.
— Еще ты меня будешь учить! —
Они очутились в красном грохочущем железном коридоре встречных трамваев. Тулин что-то говорил. По бледному, злому лицу его мелькали тени.
— …так их распротак. Истина! Истина в споре чаще всего погибает!
— Ты уверен, что Денисов не прав?
— Твой Денисов — авантюрист! Ну и что из этого?
Они вышли на тротуар.
— Почему ты сам тогда не выступишь? — спросил Крылов.
— Поссорилось яйцо с камнем… Кто я такой? Денисов — академик, а я кто?
— Раз Денисов заблуждается, надо ему разъяснить.
— Кроме того, я занимаюсь той же темой. Подумают, что я из-за конкуренции.
— Выяснится, что кто-то из вас неправ, вот и все.
— Даже Голицын, член-корр, патриарх и прочая, прочая, не лезет на рожон. Он тоже говорил Дану, что спор ненаучный и тратить силы на эту галиматью просто неприлично. Все равно что опровергать мордовскую знахарку.
Они остановились у витрины охотничьего магазина и молча разглядывали ружья, блестящие ремни ягдташей, ножи, высокие сапоги.
— Конечно, будь я на месте Дана, я бы вмешался, — сказал Тулин.
— Хм!
— А Дану нельзя. За пределами науки он не боец. Вы должны отговорить его. Денисову известно, что мы связаны с Даном. И все это отзовется на нашей работе.
— Поедем на охоту. Меня Аникеев звал.
— Я Дану высказал все. Пусть он считает меня перестраховщиком, пусть, потом сам поблагодарит. А впрочем, не нужно мне его благодарности.
— Не понимаю. Ты считаешь Денисова прожектером и хочешь, чтобы никто с ним не спорил. Где ж тут принципиальность? И вообще, что же получается? Что ты помогаешь Денисову?
— Да, помогаю. Никто не разоблачит Денисова быстрее, чем он сам. Чем хуже, тем лучше.
Тулин фактами доказывал, как Денисов выдавал желаемое за действительное. На один-единственный удачный опыт уничтожения грозы приходилось четыре неудачных. О них не упоминалось. Многое делалось вслепую, эффект мог получиться любой — и уничтожение грозы и ускорение ее, беда была в том, что никакой научной основы у Денисова не существовало. Удачные работы по борьбе с градобитием, которые шли на Кавказе, он беззастенчиво заимствовал, перенося на грозу. Процессы в грозовых облаках, механизм развития грозы, то, над чем бился Тулин, нисколько не интересовали Денисова.
— Почему же твой Чистяков не выступит и другие?
— Ты понятия не имеешь о нашей публике, — сказал Тулин. — Кому охота ссориться с Денисовым! Все равно он одолеет.
— Это еще почему?
— Беби! Культа нет, но служители еще остались.
Трудно было, конечно, разобраться в хитро сплетенных интересах множества людей, хорошо известных Тулину, связанных между собой давними отношениями, построенными на соревновании, заботе об учениках, заботе о собственном здоровье, интересами совместной работы, служебной зависимости и т.п. Но и Крылов понимал, что ребятам, сидящим где-то на высокогорных станциях, нет ни возможности, ни времени бороться с Денисовым. Было ясно, что денисовская затея помешает многолетним серьезным работам разрозненных лабораторий и станций.