Иду на «ты»
Шрифт:
Раджив осторожно поднял обеими руками чашу и внимательно взглянул на своих соратников. Против его ожидания, в глазах дружинников при виде эликсира читалось лишь естественное любопытство, и не было ни малейшего следа той алчности, к которой он давно привык за века своего отшельничества.
Отшельник поднес чашу к губам, сделал небольшой глоток и протянул сосуд Задову. Тот руку отшельника брезгливо отстранил:
– Другим дай. А я не буду пить. Антисанитария – залог тифа. Плакаты читать надо. Но чашу потом заберу,
Пол пещеры и впрямь был усыпан кокосовой скорлупой и шкурками бананов. Рацион сгинувшего хранителя, очевидно, был скуден.
Раджив, который молодел буквально на глазах, протянул сосуд беку, но тот, горячо переживая за утраченные грабельки, только злобно фыркнул и демонстративно цыкнул сквозь зубы красной жижицей бетеля под ноги отшельнику:
– Что мне, вечность, что ли, с этими идиотами по всем реальностям лямку тянуть? Нашел дурака. У меня через пару тысячелетий пенсия, поеду в степь, да там и помру, когда срок придет.– Бек мысленно представил себе траурную юрту, толпы рыдающих вдов-наложниц, печального конька, огромный некролог и вытер навернувшиеся слезы умиления. Ему было хорошо.
– А вы? – Отшельник протянул чашу Николаю, но тот отрицательно покачал головой и усмехнулся:
– У меня аллергия на лекарства.
Помолодевший Раджив на миг задумался, а потом медленно вылил воду на пол пещеры:
– Да будет так. Хватит. Ее время не пришло.
– Либо всем, либо никому,– радостно подтвердил Лева, выхватывая из рук отшельника драгоценный сосуд и засовывая его в вещмешок.
Кузнецов вопросительно глянул на Раджива и, прочитав в его глазах ответ, повернулся к Задову:
– Лева, дорогой, будь другом, сделай так, чтобы эту пещеру искали очень долго и не нашли.
Задов, еще не успевший завязать мешок, замер, понимающе улыбнулся, что-то извлек из недр своей поклажи и посерьезнел. Бас Задова заметался под сводами:
– Па-а-апрошу очистить помещение! С этим не шутят. Теперь малейший удар – и в дамках.
– Вот этот штрек ведет к вентиляционному отверстию.– Раджив указал на неширокий проход.
– Догоню,– отмахнулся Задов, роясь в вещмешке и доставая оттуда динамитные шашки и детонаторы с огнепроводным шнуром.– Все будет в лучшем виде!
– Вот этого я и боюсь,– заметил Кузнецов, утягивая за собой бека.
Помолодевший до тридцати лет старец хотел сказать что-то проникновенное, но только махнул рукой и последовал за Кузнецовым, воткнув свой факел в расщелину. Метрах в десяти от выхода – узкого лаза, в котором светилось ласковое индийское солнце,– Раджив, Кузнецов и бек остановились, ожидая своего новоявленного подрывника.
– У Левки опыт богатый,– успокаивая скорее себя, чем коллег, дал свой прогноз батыр.– Он с рыбалки всегда при рыбе приходит.
Спустя пять минут мимо
– И кому стоим, идиоты? Это ж нитроглицерин, а не простокваша!
Они успели отбежать от замка еще с полкилометра, когда за оставшейся позади чащобой гулко ухнуло, и вверх взмыли куски скал и изразцовых плит.
– Шабаш! Пора домой! – сказал Лева, счищая с ушей паутину и пыль.
– Что будете делать дальше, Раджив? – по имени обратился Кузнецов к отшельнику. Он уже успел вызвать по связь-блюдцу карусель и теперь вежливой беседой пытался скоротать время перед неумолимым печальным расставанием.
– Пойду к людям. Пришло время искать учеников. Политикой займусь, что ли… – Раджив широко и доверчиво улыбнулся.– Наш род Ганди вообще-то чертовски талантлив.
– О людях простых не забывай.– Задов неожиданно протянул отшельнику свою папаху с малиновым верхом.– Но того гада со слоном накажи примерно. Нечего девчонок портить. С такими нравами до перенаселения дело дойдет, не приведи господь.
Раджив отрицательно мотнул головой, оценивая на руке увесистость посоха:
– Я его прощу. Я его так прощу, что он у меня триста лет чакру не отмоет.
Закрутился вихрь, поднятый прибывающей каруселью. Друзья, с грустью помахав надежному, мудрому товарищу рукой, расселись по местам, причем Лева на этот раз занял место на печальном, сером в яблоках слонике. Над джунглями зазвучала песня «И летели наземь самураи под напором стали и огня!..»
Помолодевший отшельник, философски наблюдая за каруселью, подумал: «Волчок – это символично! Если у меня будет знамя, то на нем я изображу именно волчок или, на худой конец, веретено. Лучшего символа для круговерти мироздания не придумать».
И еще раз улыбнувшись своим мыслям застенчивой улыбкой, он двинулся в обратный путь.
– Ах, черт,– внезапно вспомнил Раджив,– я ведь так и не спросил, что за кусок глины они мне сунули при знакомстве.
На плечо Раджива сел крупный попугай. Одной лапы у него не было, а на второй болтался обрывок веревки. Сложив крылья, он повернул голову к уху отшельника и доверительно сообщил: «Харакири! Всем харакири, болваны!» Потом взлетел и, набрав высоту, уже во весь голос оповестил о харакири джунгли.
На толстом суку мангового дерева сидел павиан в надвинутой на глаза фуражке Кузнецова. Он задумчиво проводил взглядом улетающего в сторону заката попугая, раскрыл в руке веер, разрисованный розовыми цветами, и начал им лениво обмахиваться. На джунгли опускались сумерки. Звери выходили на водопой. И где-то далеко, одолев половину пути, все еще неутомимо шел по кругу мудрый Хатхи, а голодный Хирли, проклиная свою несчастную карму, задумчиво жевал у него на спине бетель и думал о вечном.