Иду на вы! Подвиги Святослава
Шрифт:
На этом летописный список старших Святослава исчерпывается. Иоанн Скилица упоминает, что флот империи подавил мятеж хазар в крымских владениях Византии в 1015 году под руководством крещеного хазарина Георгия Чулы. Сильно помог византийцам сын Святослава, имя которого Скилица передает как Сфенг (Свен? Звенко? Звяга?), напавший на мятежников и взявший в плен Чулу. Видимо, Святослав не оставил обезглавленными и земли, отвоеванные им самим у Хазарии. Вряд ли «Сфенг» помогал ромеям из любви к ним или хотя бы из христианских чувств – нигде не сказано, что он был христианином, имя он носил явно языческое. Да и многие православные соседи Второго Рима – Грузия, Болгария – не питали к нему никаких братских чувств, впрочем, и оснований к тому не имели. Скорее уж сыном победителя каганата двигала ненависть к хазарам – кровным врагам русов. Судя по быстроте действий «Сфенга», княжил он где-то неподалеку от мест мятежа, скорее всего – в Тмутаракани.
Итак,
Но оказалось, не все. Пришедшие в это время в Киев знатные люди из Новгорода возмутились таким распределением княжичей. Что ж они – хуже древлян и уличей? Им тоже нужен князь! Или государь позабыл, в каком городе он сам начинал княжить? Позабыл, откуда пошел здесь, по эту сторону холодного Варяжского моря, его соколиный род?! Если так, новгородцы вновь, как во времена Рюрика, сами призовут себе князя!
Святослав не воспринял всерьез эту угрозу. Усмехнулся: «Да кто к вам пойдет…» Не то чтобы земля Новгородская была таким уж незавидным владением. Она и за сто лет до того была, как известно, «велика и обильна», а уж теперь, когда новгородцы могли ходить в арабские и персидские земли, не опасаясь хищных мытарей каган-бека, когда проложен был путь из варяг в греки, торговля новгородская и вовсе должна была процветать. Норманнские пираты еще не терзали ее берегов – они прорвутся к ним позднее, когда боевое братство Йомских витязей из славянского Волына, хранившее закон и порядок во всей восточной части Варяжского моря, поляжет почти поголовно в Норвегии. Другое дело, что самовольно садиться князем во владениях победителя Хазарского каганата, полководца, в одну осень захватившего Болгарию и взявшего восемьдесят городов, мог только князь или конунг, одержимый манией самоубийства. «Даже слепой до сожженья полезен – что пользы от трупа?» – вопрошала Старшая Эдда. Старших сыновей князя тоже не привлекала мысль о княжении в далекой северной земле. Отказался, по-видимому, и «Сфенг», если только не сидел уже в далекой Тмутаракани.
Есть основания полагать, что у Святослава был еще один сын… но ему князь прочил совсем другое будущее. Впрочем, об этом – позже.
Новгородские послы приуныли. Но тут встретился им добрый молодец. Звали молодца по-былинному – Добрыня, но на этом всякое сходство и связь его с былинным богатырем, победителем лютой Змеихи, заканчивается. Потому как был этот Добрыня братом Малке, рабыне-ключнице старой княгини Ольги, и если не был ей братом нареченным, что вполне могло случиться – поручил великий князь отроку присматривать за глянувшейся рабыней, сказал: будь, мол, ей за брата. Ну и пришлось… так вот, если все-таки был он ей кровным, а не названым братом, значит, был он хазарином.
Тут надо сказать несколько слов о давным-давно в прах раскритикованной, но все еще не из всех голов выветрившейся версии, будто и сам Добрыня, и его сестра были детьми древлянского князя Мала. Сразу скажу – серьезных оснований для нее никаких. Так, некоторое созвучие между именем древлянского мятежника и некоего «Малъка Любечанина», отца Добрыни и Малки. В других летописях ее называют ославяненным именем Малуша, но в Никоновской, сохранившей множество древних подробностей – например, что поход на болгар Святослав начал по наущению цесаря Никифора, что Оскольд воевал с черными болгарами и многое иное, – в этой летописи сохранено и подлинное имя сестры Добрыни – Малка. Так и будем ее называть. Так вот, ни намека на древлянское происхождение Малки и ее брата в летописи нет. Если бы Малка была древлянской княжной, то ее сын и стал бы править в Древлянской земле. Нет и намека на то, что Мал или его сын – наследник! – мог остаться в живых после побоища 946 года. Ольга – точнее, стоявшие за нею люди – не могли оставить в живых родню человека, обвиненного ими в смерти государя Игоря. Если же Мал с семейством были посвящены в заговор, они тем более были обречены.
Невзирая на очевидную слабость этой версии, она то и дело возникает в популярной литературе. В 1970 – 1980 годы ее яростно отстаивал украинский краевед Анатолий Маркович Членов. Он не был профессиональным историком, но на основе этой хлипковатой версии и притянутых за уши «данных» русских былин выстроил целую «древлянскую теорию». Все его идеи пересказывать слишком долго, да и не нужно. Для характеристики автора и самой идеи хватит нескольких пунктов: Членов с какой-то биологической ненавистью относился к варягам, которых, «естественно», считал норманнами. В своих работах он с энергией фронтового политрука поносил Рюрика, Олега Вещего и Игоря, Святослава же изображал недалеким воякой, марионеткой в руках «варяжских интервентов», истратившим энергию на ненужные-де Руси походы. Хазар он, напротив, считал добрыми друзьями Руси, защищавшими
Гораздо состоятельнее версия, выдвинутая в 1970-е годы гебраистом В. Емельяновым и А. Добровольским. В 1997 году ее – увы, без ссылки на первооткрывателей – высказал Алексей Карпов в вышедшей в серии «ЖЗЛ» биографии «Владимир Святой». Основа имен Малки и ее отца – Малък – не славянская. Цитирую Карпова: «В семитских языках (арабском, древнееврейском) слово «Malik» означает «царь», «правитель»». Вот с предположением, будто Малък был «хазарским беком, обосновавшимся в русском Любече», согласиться невозможно. Никаких «беков» в Любече не было и быть не могло уже во времена Олега Вещего. Скорее можно предположить, что летописец или его источник так ославянил какое-то хазарское прозвище или титул. А вот с дальнейшим: «Славянское же имя сына Малъка Добрыни в этом случае не должно смущать», – остается полностью согласиться. Да, не должно. Еще в «киевском письме», документе из деловой переписки иудейской общины Киева, которую та за век до Святослава вела с единоверцами Каира, среди прочих встречаются Йегуда Северята и Гостята Кабиарт бен Коген. Очевидно, Мстиславы Ростроповичи, Владимиры Гусинские и Борисы Березовские – совершенно не новое явление.
Так вот, Добрыня подошел к новгородским послам и посоветовал просить у Святослава Владимира. Оказывается, ушлая рабыня успела соблазнить молодого князя и родила от него мальчика. Мальчика назвали Владимиром и отправили вместе с матерью с глаз долой. Сердобольная Ольга выслала их в принадлежавшее ей сельцо Будутино, скорее всего спасая от сына – легко догадаться, как отнесся бы Святослав к отродью хазарки. Следует напомнить, что у балтийских славян, от которых происходил его род, отец мог убить нежеланного младенца, и это было в порядке вещей. Впрочем, и у русских есть былина, как Илья Муромец убивает сына – правда, уже взрослого – от женщины из враждебного племени и остается при том любимейшим героем былин.
Впрочем, казаки, через полтысячи лет развлекавшиеся с пленными азиатками, принимали еще более крутые меры по предотвращению нежелательных последствий. Эх, не был наш герой похож на Стеньку Разина…
Новгородцы вновь пришли к Святославу и попросили в князья Владимира. «Вот он вам», – был краткий ответ. Князю не хотелось говорить об отродье рабыни из ненавистного племени. Возможно, он предполагал, что именно в северном Новгороде, Рюриковой твердыне, столь близкой к стальным волнам Варяжского моря и высящимся над ними скалам Арконы, «робичич» – сын рабыни – будет безопасен. Может, он даже надеялся на то, что воспитание «людей новгородских от рода варяжска» уравновесит хазарскую кровь его младшего сына. В таком случае князь не учитывал или не знал, что вместе с Владимиром на север отправился и Добрыня, не собиравшийся пускать воспитание племянника на самотек или доверять его северным язычникам. Да и мысли Святослава были заняты уже совсем другими делами.
3. Славянской державе – быть!
То не слово врывается в слово:
От Урала и до Балкан
Крепнет братство, грозное снова,
Многославное братство славян.
И сольется с новью преданье,
Раз в единый и грозный ряд
Встали Люблин рядом с Любанью,
Рядом с Белгородом – Белград.
Раздел престолов между сыновьями Святослава был завершен. Теперь Святослава ничего не держало в городе, ставшем ему почти чужим. Его столицей была его дружинная ставка. Город на Днепре после нескольких лет походов казался скучным и тихим, его терема и стены – обузой, тяжким бременем. Люди, жившие здесь, купцы и ремесленники да владетели ближних полянских земель, жили в каком-то другом мире. Не для их спокойствия он крушил каганат и приучал степных дикарей видеть в нем гром небесный. Поляне, когда-то звавшие с севера Соколиный род Рюрика на княженье, искренне считали, что потомки Рюрика сделали все, что нужно. Ведь хазары разгромлены, на горизонте славянских земель больше не маячат их разбойные гнезда из белого камня. Кованая конница каган-бека больше не будет топтать полянские нивы, не будут полыхать деревни… Чего ж еще надобно государю?