Иду на вы
Шрифт:
Ах, как хотелось… Но нет - нельзя!
Две мысли останавливали Славку. Не все он еще сделал для родной Руси. Нельзя было убивать хана, когда тот, сам не ведая, так спешил к своим, чтобы погубить Степь.
И уж очень хотел он еще раз поискать родную матушку. Тем более, что ехал-то в Степь, где, возможно, она еще томилась в неволе. И не с пустыми руками, как раньше, а со златниками, на которые можно ее выкупить!
2
Славко почувствовал, что сейчас произойдет что-то ужасное...
Под утро они доехали до широкой, с высокими обрывистыми берегами,
При виде ее половцы заметно повеселели.
– Ну, вот и добрались! – устало заметил Куман.
– Да, - гарцуя на самом краю обрыва, согласился Белдуз и снял наличник. – Теперь мы, считай, уж-же дома! Еще с-совсем немного, и…
Славко оглянулся и со вздохом понял, что русская земля с ее одолень травой, церквями и родными людьми, осталась позади.
Впереди была готовящаяся к скорому ледоходу река. И за ней – насколько хватало силы у взгляда – Дикое поле, с его пологими холмами и оврагами, а за ним, еще более необъятная, половецкая Степь.
Что-то болезненно сжалось в груди Славки. Ему вдруг остро захотелось назад. К своим.
И в этот момент чужая земля неожиданно задрожала и заходила под ним ходуном.
Славко даже не сразу понял, что произошло.
Зато Куман, как всегда, был начеку.
– Осторожней, хан! – вскричал он. – Скорее назад!
Белдуз резко дернул поводья. И - обошлось. Задние ноги жеребца успели оттолкнуться от оползневой кручи до того, как она со страшным грохотом рухнула вниз. Только тут Славко понял, какой опасности избежал он сам. У него даже сердце похолодело. Ведь полети хан с такой высоты, то неминуемо потянул бы за собой и его… Первый раз за последние годы Славко вдруг отчетливо понял, что в этой чужой земле, прикованный стальной цепочкой к седлу Белдуза, он ни в чем не мог надеяться на самого себя. Никак не мог помочь себе. Он вспомнил вечерний разговор со Звениславом и второй раз за последние сутки, во весь молчаливый голос, обратился к Богу. На этот раз - спасти и сохранить его в этих чужих краях... И не только его, спохватившись, домыслил он, но и родную матушку, всю Русь!
Тем временем, половцы осторожно подъезжали к краю обрыва, смотрели вниз и качали головами.
Сам Белдуз вел себя так, словно ничего и не произошло. Только смуглое лицо его было сейчас бледным. Почти таким, как его серебряная личина.
Объявив короткий привал, он сел рядом со старым половцем и стал разговаривать с ним. Прямо за ними, тоже отдыхая, стояли их кони…
Славка из-за проклятой цепи вынужден был сесть рядом, и слышал всю их беседу до самого конца. Страшного конца, о котором он не мог подозревать вначале, хотя уже и знал, что нет такого зла, на которое не был бы способен этот безжалостный хан…
Но даже в начале он почувствовал что-то неладное, и на всякий случай притворился, что спит. И слышал только голоса. Постепенно накаляющийся – Белдуза, и все более грустный – Кумана.
– Как ты думаешь, согласится Ороссоба пойти на Русь, пока князья будут заняты осадой Корсуня? – спрашивал Белдуз.
– Мне ли думать за самого старшего хана? Как он решит, так и будет! – покорно отвечал старый половец и, поправляя
– Но ведь ты слышал мои планы! Разве они не хорош-ши? Раз-зве они не будут полезны всей Степи?!
– Да, они хороши и полезны. Но разве может младший ослушаться старшего?
– А почему бы и нет?
– Я уважаю обычаи Степи.
– Я тоже ч-чту их. Но кроме них есть еще здравый с-смысл!
– Что ты хочешь этим сказать?
– С-старый хан доживает последние дни.
– Он еще может сесть на коня и повести за собой войско!
– Все равно дни его с-сочтены!
– Дни каждого человека сочтены. Еще с колыбели он делает свой первый шаг к могиле и идет к ней всю свою жизнь…
– Что хочешь с-сказать этим?
– Ничего! Всего лишь только то, что умрет этот хан - на смену ему придет другой, самый старший из вас!
– И… тоже откажет! Разве это с-справедливо?
– Значит, такова будет его воля. Ведь он же – старший хан!
– А если есть другие ханы – молодые, крепкие, более удачливые, чем любящие лиш-шь почет да покой с-старики? Способные не просто сесть на коня и повести войско, а захватить всю Русь, да что там Русь – тот же Корс-сунь, царство ромеев, весь мир!? Что молчиш-шь?
– Я не молчу. Я знаю только одно. Степь ждет беда, а может, и гибель, если младшие перестанут слушаться старших. Ведь тогда перестанет выполняться и свято чтиться всеми, даже самыми молодыми и сильными, главный закон Степи.
– Но ты же во всем с-слушаешься меня, хоть и намного старше?
– Я – твой воин. И готов выполнить любой твой приказ! А то – ханы! Не нужно сравнивать волну с ветром, который гонит эту волну.
– Куман… Куман… Хорошее у тебя имя[4]. Но плохо, что ты не понимаешь меня. Или – не хочешь понять? И что же – так, как ты, думают вс-се?
– Не все, но большинство. Разве может в степи расти один только седой ковыль? Если бы так думали все, мы были бы непобедимы!
– И ес-сть нашим лошадям было бы нечего! К счастью, кроме сухого ковыля, в степи ес-сть еще молодые, сочные травы!
– К счастью? Разве ты не знаешь, что у счастья есть родная сестра – беда?
– Опять ты за с-свое. Тогда я спрошу у тебя прямо. А ес-сли я нарушу этот, как ты говоришь, главный закон Степи?
– Тогда и ответ будет прямой, как вся дорога моей жизни: я стану служить тому, кто чтит его до конца.
– До конца? Хм-ммм… до конца… до конца… Ну что ж-ж!
Хан немного помолчал, затем, судя по его шагам и дыханию прямо над Славкиным лицом, склонился над ним…
– Спит! Устал в дороге, - как всегда успокаивающе заметил ему старый половец.
Но Белдуз был иного мнения:
– Глаза с-спят, но уши-то открыты! Вс-сё с-слышал… - прошептал он и дернув за цепочку, вскочил на своего жеребца. – Вс-ставай, З-златослав, дорога не ждет!
Славко, проклиная все на свете, старательно делая вид, что протирает со сна глаза, торопливо последовал его приказу.