Идущие сквозь миры
Шрифт:
В одном месте путь нам пересекла церковная процессия, впереди которой несли статую какого-то святого, украшенную золотом и самоцветами. Я заметил, как при виде золота у Рихарда в глазах блеснул азартный огонек. Смешавшись с шумной толпой, мы прошли по мосту, переброшенному через мелеющий, затянутый зеленой ряской канал, благополучно миновали стражников, куда больше озабоченных заигрыванием с дородной прачкой, нежели надзором за порядком, и оказались на просторной площади. В центре искрился радужными брызгами фонтан в виде бронзового кита, выбрасывавшего из позеленевшего дыхала струю воды. Фонтан этот был в свое время построен на деньги Гильдии Китобоев, когда-то одной из самых богатых в Роттердаме.
Шесть широких улиц расходились во все стороны от площади,
— Ты вот говорил, что родом из Беловодья, — вдруг спросил Рихард.
Я кивнул. Беловодье — государство, занимающее почти всю Среднюю Сибирь, часть Монголии и Алтай, основанное четыреста с лишним лет назад новгородскими ушкуйниками и торговцами. Кроме него, тут существует еще пять русских государств, все княжества, с десятком деревянных городов каждое, почти сплошь заросшие лесами — такими же, какие росли при каком-нибудь Рюрике и Святославе.
По нашей легенде, мы трое, вместе с Голицыным и Таисией, происходили именно оттуда.
— Интересно бы побывать у вас, посмотреть, как там люди живут.
— Я на родине уже сколько лет не был, — на этот раз я сказал чистую правду. — Даже не знаю, как там сейчас и что. Может, уже все изменилось.
— Нет, твоих земляков встречать не приходилось, — сообщил Рихард, приложившись к фляге с водкой. — Новгородцев видал — что было, то было. А вот беловодских… А ваш этот, как его… Трунг, что ли? Он откуда? — продолжил он разговор. — Занятно лопочет, никогда я такого языка не слышал, хоть пять лет плавал. Как вы только его понимаете? Индусы, правда, как будто похоже кулдычут, только он на индуса не смахивает ни на полдюйма.
— Он издалека… — уклончиво ответил я.
Рихард понимающе усмехнулся.
Странно, но уже не первый раз каким-то шестым или двенадцатым чувством в нас интуитивно угадывают чужаков, может, даже не осознавая как следует, в чем тут дело. А ведь раньше я этого вроде не замечал. Быть может, дело в том, что прежде нас каким-то образом прикрывали маги? В конце концов, чем они там занимались, сидя на стоянках в своих каютах, — неизвестно. Или просто дело в том, что мы нигде долго не задерживались?
Почему-то этот аспект проблемы при подготовке к бегству мы совершенно упустили.
Ведь прежде мы ходили в те миры, о которых все, что надо знать, было хорошо известно.
Прежде чем торговцы начинали посещать мир, его детально, иногда даже не один год обследовали разведчики.
А теперь нам пришлось идти наобум, совершенно не зная — куда. И еще повезло, что не влезли в самый разгар жесточайшей войны или куда-нибудь, где имеют привычку приносить всякого чужеземца в жертву своим богам. Или в мир, где живут, например, только негры. Вот номер — приплываешь ты к берегу, а тебя хватают и, как белого демона из местного ада, — и на костер.
Или, по крайней мере, в мир, где именно чернокожие — доминирующая раса, согнувшая европейцев в бараний рог, — пара таких ответвлений, кстати, есть на границах зоны влияния Хэолики.
Удивительней всего,
А ведь все мы были людьми бывалыми и, за исключением Дмитрия, да еще меня, повидавшие кое-что и в прежней жизни.
Как велика все же инерция мышления!
Наверное, в наших странствиях нас выручало еще и то, что ни на пиратов, ни на кого-нибудь еще в этом роде мы не походили, и поэтому за нас еще ни разу не взялись всерьез. Правда была слишком невероятна, чтобы кто-то мог хотя бы представить что-либо подобное, не говоря уж — заподозрить.
Вот разве что Рихард… Его вопросы становятся довольно странными.
Встреча с Рихардом была для нас весьма счастливым обстоятельством. Впрочем, для него она была несравненно большей удачей. Дело было так.
В ту ночь мы втроем вышли на одну из первых рекогносцировок к городской тюрьме; тогда мы еще активно искали способы отбить наших женщин силой.
Перед этим мы едва ли не целый день провели в спорах: что делать и как выручить Мидару и Таю?
Было предложено: немедленно явиться в полном вооружении в тюрьму, перестрелять всех, кто окажется на пути, освободить женщин, а потом прорываться к кораблю (Ингольф и Орминис); сегодня же ночью явиться домой к кому-нибудь из представителей городской власти и предложить все наличное золото и драгоценности в обмен на свободу наших подруг (Секер, я и Дмитрий); подождать некоторое время, разнюхать, что к чему, и подкупить тюремщика или судью (это Тронк).
В итоге ни до чего не договорились и решили — выждать и выяснить все.
Ночной Роттердам — наверное, самый мрачный город из тех, куда заносила меня судьба. Словно бы что-то разлито в этом воздухе и привычном мелком дожде, за пеленой которого как будто что-то (или кто-то) таится.
Это, впрочем, совсем не значит, что жизнь вольного города замирает. Даже напротив. Правда, главным образом активность почтенных обывателей выражается в пьянстве — почти единственном доступном им развлечении.
Лавочники и приказчики, весь день с хмурым видом сидевшие за прилавками, теперь весьма оживленно спешат в таверны и кабачки. Подмастерья, которым уставами всех цехов запрещается посещать питейные заведения, тоже устремляются в кабачок. От них не отстают поденщики, а вернувшиеся из рейсов матросы, просаживающие свой заработок, и так не отличают дня от ночи. Влажный мрак разгоняют уличные фонари, кое-где газовые, но по большей части — на конопляном масле и ворвани. Сияют большие светильники с разноцветными стеклами над дверьми дорогих кабаков и увеселительных заведений. Из настежь распахнутых дверей многочисленных питейных заведений слышаться веселые песни. Иногда, правда, оттуда доносится треск ломаемой мебели и характерные звуки мордобоя. Каждую минуту навстречу попадаются нагрузившиеся сверх меры поклонники Бахуса, бредущие домой на заплетающихся ногах. Квартальные стражники громко храпят в своих деревянных будках на перекрестках, не проявляя склонности во что-либо вмешиваться. Даже дождь — частый в этих краях — не может помешать этой жизни. Главное отличие от прочих виденных мною миров — здесь не увидишь продажных женщин. Подобные удовольствия тут можно получить только в сугубо тайных притонах, жестоко преследующихся властями по старой памяти, восходящей еще ко временам Великого Мора. Однако выглядят так «весело» — пусть и веселье это мрачное — только припортовые районы и важный, богатый центр. Но стоит отойти ближе к окраинам, и картина меняется. Улочки с наступлением темноты становятся тесней. Наглухо заперты двери трактиров, и лишь отдельные лучики света пробиваются из щелей. Кое-где неярко светятся окошки и доносится веселый шум и музыка. Но не следует обманываться — это живут своей подозрительной жизнью те самые увеселительные заведения самого дурного пошиба, про которые говорят всякое… И над всем этим нависает мрачной громадой уходящий в небо роттердамский собор Святого Николауса — покровителя мореходов и воров. Ночь тут, как и в большинстве миров, принадлежит греху и пороку.