Идущий
Шрифт:
Дом, куда он постучал, ни чем не выделялся среди соседских. Это, конечно, была не самая бедная улица, но и здесь осязалась шершавая запущенность и старость. Какими–то деталями жильё напоминало дома Лизии. Ему открыл полный, гороподобный мужчина. Он был невысокого роста, но благодаря своим объёмам занимал пространства больше, нежели любой гигант. У мужчины были жена и четверо детей, и если бы ни его старшая дочь, он продолжал бы недоверчиво выспрашивать незнакомого мальчика и буравить глазками, неуютно устроившимися на его заплывшем лице. И Дини долго стоял, прежде чем его пустили
Больной оказалась хозяйка дома. Случай был несложным. Она сильно простыла, и Дини всего лишь помог ей справиться с этим, ускорил возвращение нормального состояния. Против ожидания мальчик даже не заснул, хотя и почувствовал себя измотанным. Впрочем, это могло объясняться и дорогой, и ненормальным скопищем людей, и недоеданием, и другими факторами. При особом стремлении Дини мог тут же уйти и ещё этим вечером найти и вылечить следующего человека, желательно того, для кого помощь мальчика оказывалась последней надеждой. В принципе, Дини и выразил желание уйти и не беспокоить хозяев, но их старшая дочь попросила остаться и поужинать с ними.
При этом её отец упёрся обеими руками, каждая из которых была крупнее, чем Дини, в бока и заявил, негромко, как будто посмеиваясь:
— Нет, нет, ты никуда не пойдёшь.
Дини это не понравилось. В отличие от своей семьи мужчина жаждал оставить ребёнка совсем по иной причине. Дини почувствовал это, как чувствуешь в темноте холод, который тянется из погреба. Понимая, что спорить опасно, мальчик поужинал с семьёй, стараясь не смотреть на ухмылявшегося главу семьи, лёг на предложенную ему кровать, но, несмотря на сильную сонливость, не спал. Очень скоро он услышал тихий спор, клокотавший в соседней комнате кипящей водой, скрытой в металлической кастрюле.
Мальчик поднялся с постели, подошёл к двери. Слова по большей части были неразборчивы, но и того, что Дини понял, оказалось достаточно, чтобы убедиться в отношении хозяина он не ошибся. Толстый обрюзгший мужчина утверждал, что маленького гостя, так неожиданного посланного его жене судьбой, отпускать нельзя. Это было бы полной глупостью, говорил он. Мальчик всё равно сирота, голодный, усталый, куда ему идти. У них же он будет сыт, одет, у них для него всегда есть ночлег, взамен он будет иногда помогать им по дому. Старшая дочь пыталась спорить, она знала своего отца и поняла, что он не отпустит мальчика. Ни завтра, ни послезавтра. Однако хозяин стоял на своём. В конце концов, чтобы выбить у дочери из под ног почву, он заявил, что поступает так ради детей и неё в частности. Что она сделает, если заболеют младшие? Вот именно, ничего. Если же мальчик останется у них, её младшие братья будут спасены.
На это молодая девушка ничего не смогла возразить. Её мать в споре не участвовала, то ли была ещё слишком слаба и спала, то ли соглашалась с мужем, и судьба маленького гостя оказалась решена.
Дини осознал, что необходимо покинуть этот дом до рассвета. Мучаясь, не смея заснуть, он ждал, когда хозяин уляжется. Мальчик понимал, эта ночь единственная, когда его оставляют одного и не присматривают. В дальнейшем его будут запирать, такой человек, как хозяин, ради собственных
Дождавшись, когда дом погрузился в тишину, Дини попытался открыть маленькое окошко отведённой ему комнаты. Окно не открылось. Дини сломал два ногтя, пытаясь побороть намертво стоявшие рамы, однако ничего не получилось. Страх уже облепил тестом его спину, затылок, кисти рук. Мелькнула мысль, что ему не вырваться из дома, и Дини даже подумал, не разбить ли окно. Мальчик кое–как осадил себя, понимая, что в темноте быстрее порежется, чем опередит хозяина таким грубым неблагодарным способом. Дини решил убежать через входную дверь.
В передней комнате спал хозяин. Его огромное тело, раздутое темнотой до невероятных размеров, занимало всю комнату. Казалось, мужчина сможет, не вставая, дотянуться руками до входной двери. Дини поколебался, но выбора не было. Мальчик подкрался к двери и обнаружил, что она заперта на ключ. Самого ключа не было. Обыскивать спящего хозяина, нечего было и думать. К тому же Дини и без этого не мог избавиться от ощущения, что он перемещается по дому мелким воришкой. Растерявшийся, совсем раздавленный страхом, Дини ухватился за последнюю возможность — попытаться вылезть через окно какой–нибудь другой комнаты.
Незанятой комнаты он не нашёл. Каждая, кроме той, в которой оставляли его, оказалась занятой. Дини, не имея выбора, остановился на той, где спали младшие сыновья хозяев. Они смешно сопели, но Дини было не до смеха. Разбудить их, значило разбудить хозяина.
Когда окно, наконец, поддалось, Дини померещился какой–то звук в глубине дома, и мальчик, теперь вообще не таясь, выпрыгнул наружу. Не стал прикрывать окно за собой, его отшвырнул страх. Дини выбежал в узкую, пахнущую отбросами улочку и помчался прочь. Ему казалось, что сзади раздаётся алчный топот ног, и Дини, не останавливаясь, бежал к городским воротам. Он уже решил, что покинет Вальцирию, хотя это означало, что кто–то, так и не получив его помощи, умрёт.
Дини пришлось ждать рассвета, когда ворота откроют, и ему удастся уйти незаметно. Он скрючился в каком–то тёмном углу и, когда к нему присоединилась летучая мышь, почувствовал себя лучше. Позже, двигаясь в ещё редком потоке людей, Дини спрашивал себя, заходить ли ему в следующий город, что предстанет у него на пути. Перед глазами мелькали лица тех, кого он не знал, никогда не видел и кого он не спас из–за столь быстрого ухода из Вальцирии. Это выглядело нереальным, но мальчик действительно видел какие–то лица. Он почувствовал угрызения совести.
Лишь вновь услышав голос отца, обдумав то, что этот голос ему сообщал, Дини успокоился. Это была его дорога, и, значит, где–то он не мог пройти. Получалось, если следовать той неправильной логике, что заставила испытывать угрызения совести, Дини оставлял позади множество городов и деревень. Оставлял позади сотни, тысячи страждущих, которым мог бы помочь, сверни он со своего пути. Однако он должен идти вперёд, не сворачивая. Он должен помочь тем, с кем столкнётся на своей дороге, и ему не нужно подстраивать её под чей–то другой путь.