Идя сквозь огонь
Шрифт:
Тревога Каштеляна несколько улеглась, когда к нему подоспела сотня стрелков, посланных в помощь Королевичем, а также воины из окрестных замков, брошенных Воеводой на охрану побережия.
Весь день жолнежи занимались подготовкой к отражению вражьих орд, сбивали и устанавливали вдоль берега рогатки, призванные хотя бы на время сдержать натиск неприятеля.
К вечеру Прибыслав велел своим людям отдыхать, набираясь сил перед завтрашней битвой. Как опытный боец, он знал, что на рассвете может сложить голову, и посему, отойдя
Закончив молитву, он вынул из ножен меч и стал его точить, напевая слова старой походной песни. Шляхтич слышал ее еще от деда, сражавшегося в сече под Грюнвальдом.
«Господи, пошли нам веру в наши силы и в грядущий день, коий мы приближаем ратными трудами! — звучали из глубин рыцарской души незабываемые слова. — Пусть кровавая роса оросит землю, пусть дождь из стрел падет на наши головы!
Нет большего счастья, чем пасть за Веру Христову, честь предков и отчий край! Пусть праведные души вознесутся к Господу и новая жизнь взойдет из костей и крови, славя Создателя и благодать Его!»
Заходящее солнце заливало горизонт багровым светом, словно предвещая завтрашнее побоище. Когда оно скрылось за стеной леса, Прибыслав ощутил себя похороненным заживо.
— Что ж, такова моя доля — пасть за Короля и Унию! — сказал он, самому себе. — Вручаю тебе, Господи, мою душу! Заранее готов принять участь, кою ты мне пошлешь!..
Подобные мысли тревожили и его людей, пережидавших у костров короткую летнюю ночь. Одни бодрились, пытаясь скрыть свои страхи за напускной веселостью, другие задумчиво молчали, не желая тратить силы на пустые разговоры.
Прибыслав разумел и тех, и других. Проходя мимо, он всматривался в лица воинов, многих из которых видел в последний раз.
Миновав польский стан, шляхтич взошел на холм, с коего просматривалась на много лиг гладь Балтийского Моря. Впрочем, гладью ее ныне трудно было назвать. Суровый северный ветер морщил поверхность воды, вздымая соленые брызги и украшая верхушки волн курчавой пенистой гривой.
Глядя на них, Прибыслав подумал о том, как хорошо было бы, разразись к вечеру шторм. Наверняка он бы разметал суда вражьей флотилии, а многие из них пустил бы на дно.
Еще шляхтич надеялся на подводные скалы, уже много веков охранявшие Жмудский берег от нашествий с моря. Но сия надежда не особо согревала душу рыцаря. У врага наверняка имелись опытные лоцманы, способные провести корабли мимо прибрежных рифов.
Шляхтич уже собирался вернуться в лагерь, когда над морем вдруг вспыхнул яркий огонь. Заметил его не один Прибыслав. Многие из жолнежей взбегали на холм, силясь понять причину разлившегося по небу зарева.
Но долго наслаждаться дивным зрелищем им не пришлось. Взметнувшись над морем, язык пламени угас, словно какая-то неведомая сила втащила его под воду.
Мнения тех, кто наблюдал сие явление, разделились надвое. Одни сходились на
К последним относился и Прибыслав. Зарево, охватившее горизонт, могло свидетельствовать лишь о пожаре, вспыхнувшем на корабле. И если корабль принадлежал к неприятельской флотилии, она неминуемо утратила часть своей силы.
«Что это: случайность или кто-то намеренно поджег вражье судно? — подумалось старому шляхтичу. — Узнать бы имя сего храбреца, чтобы помолиться о его здравии!»
В тревожном ожидании прошла ночь, поутру же, когда рассеялась тьма, Прибыслав увидел источник ночного зарева.
Там, где под водой незримо тянулась скальная гряда, из моря сиротливо торчали мачты двух затонувших кораблей. От мачты третьего судна остался лишь обугленный обломок, едва возвышавшийся над поверхностью воды.
Хотя у рыцаря не было подзорной трубы, он сумел разглядеть три весельных челна, торопливо идущих к берегу со стороны кораблекрушения. В лодках насчитывалось не больше трех десятков человек, но шляхтич решил все одно не пускать их на берег.
Стрелкам он велел укрыться в береговых зарослях, сам же с конным отрядом занял место близ верхушки холма, откуда хорошо просматривались окрестности. Здесь столь же обильно росли кусты и деревья, так что конникам было где спрятаться до поры от вражеских взоров.
Едва потерпевшие крушение ступили на берег, навстречу им из засады хлынули воины Унии. Не ждавшие нападения пришельцы растерялись.
Поляки изрядно превосходили их числом, к тому же добрая их треть была вооружена пищалями, в то время как собственные ружья наемников и запасы пороха к ним пошли на дно вместе с затонувшими судами…
Обнажив мечи, наемники сгрудились у челнов на узкой полосе прибоя. Отступать было некуда. Со всех сторон в глаза им глядела смерть.
Неторопливым аллюром с холма спустился пан Прибыслав.
— Хотите жить — бросайте оружие! — без церемоний, властно скомандовал он. — Если хотя бы один из вас выстрелит из лука или самострела, велю перебить всю шайку!
Наставленные на разбойников клинки и пищали не давали им повода усомниться в словах шляхтича. Разумея, что иного выхода нет, наемники побросали мечи на песок.
— А теперь протяните вперед руки, дабы моим людям было сподручнее вас вязать! — наказал татям Каштелян. — И поживее!
Видит Бог, я не хочу крови, но к таким, как вы, милосердие неприменимо. Я могу обещать лишь справедливый суд, но чтобы дожить до него, вам придется усмирить нрав пиратской вольницы!
— Мы — лишь наемники, господин рыцарь… — гнусаво произнес, отделившись от толпы пленных, долговязый худой человек с кривым носом. — Нам самим неведомо было, с кем придется воевать. Видишь, мы по доброй воле отдаем тебе оружие и знамя нашего предводителя!