Иерихонские трубы

Брагин Владимир Григорьевич

Немигайло удивлённо посмотрел на Колапушина. Тот только скривил рот и недоумённо пожал плечами.

— Может они какие сводные братья? — Робко осведомился Снегирёв — Отец один, а матери разные — поругались там из-за наследства, или ещё чего?..

— Вот! — Лютиков уставил в Снегирёва палец — Учитесь, товарищи офицеры! Молодёжь вас обгонять начинает. Где же твоя интуиция, Немигайло? А ты, Арсений Петрович, меня просто удивил.

— Почему именно я? — обиделся Колапушин.

— Да вид у тебя сегодня… только такие дела и распутывать. Ещё «бабочку» себе

на шею нацеп —, и будешь вылитый артист Павел Кадочников, только с усами. Вы у меня скоро серьги в уши втыкать начнёте.

— Так он и рассчитывал, что она потом опять в него влипнет? — решил вернуть разговор в прежнее русло Немигайло.

— Дошло, наконец?! Это только начало, замес только уголовного дела! Вот преступление! Вот загадка! Нюх начинаете терять, господа сыщики. — Для убедительности, Лютиков постучал согнутым пальцем по носу. — Надо ж, пьяного Мотылькова поймать не могут! Да что он — под землю провалился? Не в Гвадалахару же он сбежал! Или в Акапульку, какую нибудь! На сегодня всё! На следующей оперативке продолжим..

— И откуда он только дела эти выкапывает? — продолжал удивляться в коридоре Немигайло, — я уж всех ребят обзвонил, никто и не слыхивал. Может, через Интерпол? Где эта Гвадалахара, Арсений Петрович, в Испании что ли?

— Кажется, да. — ответил Колапушин, сосредоточенно набивающий трубку.

— В Мексике! — громко доложил, невесть откуда взявшийся, Снегирёв — и Акапулько там же.

— Ну-ка, ну-ка — постой, Ваня! — Зацепил его за пуговицу Немигайло — Что-то ты дружок последнее время больше старших знать стал. Меня не проведёшь! Давай, колись как на духу — откуда ты про эти дела знаешь?

— Чего, дела? — Заёрзал, пытаясь выкрутиться, Снегирёв, — Да у моей тётки этих дел — полный шкаф!

— Начал давать показания, Арсений Петрович, — торжественно произнёс Немигайло — ну, продолжай! У тебя тётка-то кто, Генеральный прокурор?

— Какой, прокурор? Пенсионерка она, поварихой работала.

— А к полковнику она, каким боком?

— Егор, ну отпусти, пуговицу ведь оторвёшь! Живет она с ними в одном подъезде.

— Уже теплее. Колись дальше! Чистосердечное признание…

— Колись, колись… Помнишь, Лютиков, в прошлом месяце, радикулитом маялся?

— Ну, помню.

— Вот — валяется он дома, нога болит — на улицу не выйдешь, стал у жены книжки брать читать. А та их сама у тётки моей берёт, к ней бабы со всего дома бегают.

— Постой, постой — расхохотался Колапушин — Савелий что же, любовные романы нам пересказывает?

— Ага. А я у тётки узнаю, что он последнее читал, ну и…

— Жук, ты Снегирев, — разочарованно произнес Немигайло — мелкий жулик. Я то думал…

— Не скажи, Егор, — возразил, отсмеявшись, Колапушин — у парня хорошая оперативная хватка — видишь, как всё просчитал. И с агентурой умеет работать — родную тётку ухитрился завербовать. Получишь с Филимонова пиво — не забудь угостить. Ну всё, ребята! Пошли Мотылькова ловить, есть у меня кое-какие соображения…

Все расчёты Колапушина оказались абсолютно правильными — обложенный со всех

сторон Мотыльков вышел прямо на них, как зверь, которого загонщики выводят точно на «номера». Вышел и… исчез! Это была уже мистика какая-то — средь бела дня, на полупустом в это время проспекте, с перекрытыми наглухо любыми возможными путями ухода — скрыться Мотылькову было просто некуда. Он должен был быть здесь, но… здесь его не было!

— Только под землю мог, Арсений Петрович. По-другому никак не выходит!

Запыхавшийся Немигайло перехватил за руку мечущегося по улице Колапушина, который пытался высмотреть кого-то на трамвайной остановке — Под землёй он, точно!

— Иван, где? — отрывисто бросил Колапушин.

— На ту сторону по верху побежал. С другой стороны заходит.

— Ага, наконец, попался! Давай, ты по той лестнице, а я здесь… — и оба сыщика резво устремились к подземному переходу.

Прохожих, в полупустом переходе почти не было. Заглядывая во все торговые палатки, Колапушин и Немигайло медленно продвигались вперёд, пока не натолкнулись, в середине, на подошедшего с другой стороны Снегирёва.

— Ну, и где он!? — Набросился Немигайло на Ивана. — Упустил?

— Никак не мог, Егор Фомич, — обиженно ответил Снегирёв, — с той стороны и ларьков то нет. А вы не видели?

Несколько секунд все трое сосредоточенно оглядывались соображая, куда же опять мог испариться неуловимый беглец.

— Может быть, он там? — мотнул головой Колапушин в сторону маленького пикета старичков и старушек с большими, кричащими плакатами. Среди старательно выполненных цветными фломастерами объёмных текстов выделялись призывы: «Запретить психотронное оружие!» «Прекратить зомбирование молодёжи!» «Нет тотальному кодированию пенсионеров!»

Чувствовалось, что пикетчики отнеслись к своей задаче крайне ответственно. Часть плакатов была прикреплена липкой лентой к стене перехода, а несколько, наклеенных на фанеру, просто стояли у стены. Наверное, кто-то не пришёл, или протестанты меняли их время от времени.

— Среди этих чудиков малахольных? Да вряд ли, они тут каждый день стоят. Если только видели чего… — и Немигайло решительно направился к странной группке. Колапушин и Снегирев пошли следом, подозрительно всматриваясь в протестующих граждан. Те, почувствовав внимание, встрепенулись и моментально вышли из спячки. Стоящая крайней интеллигентного вида старушка в очках истово, с придыханием, затянула страстный монолог:

— Я Постникова Анна Сергеевна, инвалид войны и труда, подвергалась с тысяча девятьсот семьдесят восьмого года унизительным экспериментам КГБ по воздействию электромагнитных полей на психику человека. Из-за этого распалась моя семья, дети ушли из дома, сама я больше двадцати лет лечусь…

Колапушин смущённо покивал головой старушке, выражая сочувствие, и перешёл к следующему пикетчику.

Явный лидер этой странной группы высокий, немного сутулый старик одетый, несмотря на жару, в тщательно отутюженный костюм-тройку и белую сорочку с галстуком сделал шаг вперёд…