Иероглифические сказки
Шрифт:
– Где же моя невеста, моя невеста? – воскликнул Ми Ли, – я должен быть от нее близко. Вопли и возгласы принца заставили выйти хозяйку дома, располагавшегося на обрыве над мостом и нависавшего над рекой.
– Моя госпожа в Форд-хаусе, – крикнула им добрая [27] женщина, которая была глуховата и решила, что звал ее, чтобы узнать об этом. Садовник знал, что толковать с ней о своих злоключениях бесполезно, и подумал, что если несчастный господин действительно не в своем уме, то его хозяин7генерал будет самым подходящим человеком, чтобы о нем позаботиться. Так что, повернув налево, он повел принца вдоль берега реки, сверкавшей за непахаными полями, на другом берегу которой по отвесному меловому утесу ползла дикая поросль, оттенявшая зелень лугов и пшеничных полей. Принц, которого эти чарующие виды оставили безучастным, бешено мчался вперед, увлекая за собою
27
Старая женщина, следившая за домом, выстроенным генералом Конвеем, дабы создавать великолепный вид. Форд$хаус – ферма на краю поместья.
28
Ложная могила красиво расположена у реки и выстроена, дабы создавать вид: на ней имеется маленькая пирамида.
– Ничья.
Прежде, чем тот мог продолжать, принц перебил его:
– А она всегда останется ничьей?
«Ого! – подумал садовник, – теперь уже нет никаких сомнений в его безумии», – и, заметив, что приближается господское семейство, предпринял попытку подойти к ним первым, однако принц, который был младше и которого, к тому же, несли крылья любви, опередил его и устремился вперед во весь опор, едва увидев общество и, в особенности, находившуюся среди них юную барышню. Задыхаясь, он подбежал к леди Эйлсбери и, схватив за руку мисс Кэмпбелл, вскричал:
– Она кто? Она кто?
Леди Эйлсбери закричала, юная девушка завизжала, а генерал, который был сдержан, но оскорблен, вторгся между ними и, если принцев хватают за ворот, собирался схватить его за ворот – но Ми Ли, с силой перехватив его руку, продолжая указывать свободной рукой на свою награду и умоляя ответить ему самым страстным и просящим взглядом, продолжал восклицать:
– Она кто? Она кто?
Генерал, понявший по выговору и манерам, что тот иностранец, и склонный скорее рассмеяться, чем рассердиться, ответил ему с насмешливой учтивостью:
– Как же, «она» – мисс Каролина Кэмпбелл, дочь лорда Уильяма Кэмпбелла, покойного губернатора Его Величества в Каролине.
– О, Хи! Теперь я вспомнил твои слова! – воскликнул Ми Ли.
Вот так она стала принцессой в Китае.
Шестая сказка.
ИСТОРИЯ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ
В разгар вражды между партиями гвельфов и гибеллинов отряд венецианцев вторгся во владения рода Висконти, правителей Милана, и захватил юного Ордоната, бывшего тогда на попечении кормилицы. В ту пору семья его впала в немилость, хотя они и могли похвастаться тем, что их предком был Канис Скалигер, владыка Вероны. Похитители продали прекрасного Ордоната богатой вдове из благородного семейства Гримальди, которая, не имея собственных детей, растила его так нежно, как если бы он был ее сыном. Ее привязанность усиливалась по мере того, как его стать и очарование становились все очевиднее, и буйство его страстей возрастало потаканием синьоры Гримальди. Нужно ли говорить, что душою Ордоната всецело правила любовь? Или что в городе, подобном Венеции, облик, подобный облику Ордоната, не встречал особого сопротивления?
Кипрейская царица, которую не удовольствовали многочисленные приношения Ордоната на ее алтари, не была удовлетворена, пока его сердце оставалось незанятым. На другой стороне канала, напротив дворца Гримальди, стоял монастырь кармелиток, у аббатисы которого была юная африканская рабыня редчайшей красоты по имени Азора, годом младше Ордоната. Гагат и японский лак показались бы рыжими и лишенными блеска в сравнении с Азорой. Африка не рождала особы, столь безупречной, сколь Азора; и Европа могла похвастаться лишь одним Ордонатом.
Синьора Гримальди, не будучи святошей, все же отличалась благочестием, но так как пикет был ей более по сердцу, чем молитвы, она предпочитала короткие мессы, чтобы уделить больше своего драгоценного времени картам. Это побудило ее предпочесть церковь кармелиток, отделенную лишь небольшим мостом, хотя аббатиса и состояла во враждебной партии. Однако, по скольку обе они были достойными дамами и прежде между ними не случалось размолвок, которые могли бы оправдать неучтивость, они всегда обменивались реверансами, холодность коих каждая притворно
Совсем иначе было с Ордонатом и Азорой. Каждый постоянно сопровождал свою госпожу на мессу, и мгновение, когда они впервые увидели друг друга, решило судьбу обоих сердец. В Венеции для Ордоната теперь была лишь одна красавица, а Азора только сейчас заметила, что могут быть создания более прекрасные, чем некоторые монахини кармелитки.
Уединение аббатисы и неприязнь между двумя дамами, весьма искренняя со стороны святой матери, лишала влюбленных всякой надежды. Азора сделалась мрачна, задумчива и грустна; Ордонат угрюм и неуступчив. Даже его привязанность к своей доброй покровительнице несколько ослабела. Он сопровождал ее неохотно, за исключением часов молитвы. Часто, если в доме забывали запереть дверь, она находила его на ступенях церкви. Синьора Гримальди не обладала даром наблюдательности. Она охотно потакала своим страстям, редко обуздывая страсти окружающих; и, хотя благие помышления нечасто рождались в ее воображении, она была готова исполнить таковые, если к ней обращались за помощью, и всегда милосердно говорила за картами об обездоленных, если карта ей шла.
И все же возможно, что она никогда бы не узнала о страсти Ордоната, если бы ее служанка, кою снедала зависть к любимцу хозяйки, не намекнула ей об этом; заметив при том, всецело по доброте душевной, как чудесно все устроилось для влюбленных, и что, поскольку госпожа уже в годах, и, разумеется, не собирается обеспечивать будущее создания, купленного на рынке, было бы милосердно поженить влюбленную пару и поселить их на ферме в деревне.
По счастью, госпожа Гримальди всегда была восприимчива к хорошему и редко – к дурному. Не угадав злого умысла служанки, она увлеклась мыслью о браке. Дело это было ей по сердцу, и она всегда споспешествовала ему, когда то было в ее власти. Она лишь изредка создавала сложности и никогда не осознавала их. Даже не расспросив Ордоната о его склонностях, не припомнив, что госпожа Капелло и сама она состояли в различных партиях, не предприняв никаких предосторожностей на случай отказа, она незамедлительно написала аббатисе, предлагая поженить Ордоната и Азору.
Последняя была в покоях госпожи Капелло, когда записку доставили. Вся ярость, столь угодная власти тем, что обуздана, вся суровость святоши, вся партийная желчь и все напускное негодование, к какому прибегает ханжество, когда речь идет о чувственных удовольствиях других, выплеснулись на беспомощную Азору, которая не могла догадаться, какое отношение к ней имеет роковое письмо. Ей пришлось стерпеть все клеветнические обвинения, которые аббатиса рада была обрушить на голову госпожи Гримальди, если бы ее натура и положение обидчицы позволяли это. Бессильные угрозы отмщения повторялись снова и снова, и, поскольку никто в монастыре не осмеливался перечить ей, она удовлетворила свою злость и любовь к пустословию бесконечными тавтологиями. В итоге Азору посадили под замок, и ей были прописаны хлеб и вода как вернейшее лекарство от любви. Двадцать ответов госпоже Гримальди были написаны и разорваны как недостаточно выражающие презрение, бывшее скорее крикливым, чем красноречивым, и, в конце концов, исповедник аббатисы был принужден написать ответ, в который по его настоянию было включено изречение из Священного Писания, хотя и вынужденно смешанное с массой иронии по поводу древности рода обидчицы и бесчисленными неразборчивыми намеками на вульгарные истории, которые партия гибеллинов приберегала для нападок на гвельфов. Наиболее ясная часть послания провозглашала приговор вечного целомудрия для Азоры, не без саркастических высказываний относительно распутных похождений Ордоната, за которые, согласно правилам приличия, его давно следовало бы изгнать из дома вдовой матроны.
В тот самый момент, когда сей грозный рескрипт был завершен и подписан аббатисой при полном капитуле, и исповеднику было велено доставить его, прибежала запыхавшаяся привратница монастыря и объявила почтенному собранию, что у Азоры, устрашенной ударами и угрозами аббатисы, начались родовые схватки, и она разрешилась до срока четырьмя щенками: ибо, да будет сие известно потомкам, Ордонат был итальянской гончей, а Азора – черным спаниелем.
Сказка приложение.
ПТИЧЬЕ ГНЕЗДО [*]
*
Эта сказка не входит в «Иероглифические сказки», изданные в Строберри-Хилл, и воспроизводится по рукописи, озаглавленной «Иероглифические сказки, Сказка Пятая». – Примечание издателя .