Иерусалим

Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

Чтобы Ингмар и его спутники могли спокойно и мирно уехать из колонии, остальным гордонистам просто было сказано, что Бу провожает Ингмара и Гертруду, чтобы помогать им в тяжелом пути.

Когда началась утренняя молитва, Ингмара ввели в зал собраний. Миссис Гордон сама встала и пошла к нему навстречу, взяла его за руку и подвела к месту рядом со своим. Ингмару было приготовлено удобное кресло, и миссис Гордон заботливо помогла ему усесться.

Мисс Юнг заиграла на органе псалом,

и утреннее богослужение пошло обычным порядком.

Когда же миссис Гордон прочла короткий отрывок из Библии и пояснила его, поднялась старая мисс Хоггс и начала молиться о благополучном путешествии и счастливом возвращении Ингмара на родину. После нее вставали один за другим американцы и сирийцы, и все просили Господа, чтобы Он открыл Ингмару свет истины.

Некоторые из них выражались очень красиво. Они обещали ежедневно молиться за Ингмара, их возлюбленного брата, и выражали надежду, что здоровье его поправится. И все высказывали пожелание, чтобы он вернулся в Иерусалим.

Пока говорили чужие, — шведы молчали. Они сидели напротив Ингмара и не спускали с него глаз. Глядя пристально на Ингмара, они невольно думали о том, что было доброго, справедливого и верного на их старой родине. Пока он был здесь, с ними, они испытывали такое чувство, словно что-то с родины пришло к ним. А теперь, когда Ингмар уезжал, их охватил страх беспомощности. Они чувствовали себя потерянными в этой беззаконной стране среди всех этих людей, которые без всякого милосердия и пощады боролись за души других.

Мысли крестьян с глубокой тоской обращались к родине. Они видели свою Далекарлию со всеми ее равнинами и холмами. По ее дорогам спокойно и мирно ходили люди, все чувствовали себя в безопасности, день шел за днем и один год был так похож на другой, что их едва можно было различить.

И в то время, как шведы вспоминали о тихой и мирной жизни на родине, они поняли, как велико и значительно было для них то, что у них была общая цель, ради которой они жили, и что они были избавлены от серого однообразия повседневной жизни.

Один из крестьян поднялся с места и стал громко молиться по-шведски: «Господи Боже мой, благодарю Тебя, за то что Ты привел меня сюда!»

Один за другим поднимались они и благодарили Бога за то, что Он привел их в Иерусалим.

Они благодарили Его за дорогую им колонию, которая была их величайшей радостью, за то, что дети их уже с малолетства научились жить в единении с людьми. Они высказывали надежду, что их молодежь достигнет большего совершенства, чем они. Они благодарили за преследования и страдания так же, как и за прекрасное учение, которому они призваны были следовать.

Каждый старался высказать то счастье, которое он испытывал. Ингмар понимал,

что все это они говорят для него и желают, чтобы он рассказал на родине о том, как они счастливы.

Ингмар выпрямился, когда заговорили шведы. Он поднял голову выше, и резкая складка около рта обозначилась сильнее.

Наконец, когда иссяк поток их красноречия, мисс Юнг заиграла псалом; все подумали, что торжество кончилось, и повернулись к выходу, но тут миссис Гордон сказала:

— Сегодня мы споем и по-шведски.

Тогда шведы запели ту самую песню, которую они пели, покидая родину: «Да, мы свидимся снова в Царствии Небесном!»

Когда раздалось это пение, всех охватило сильное волнение, и на глазах у крестьян выступили слезы. Теперь они снова вспоминали тех, с кем были разлучены на земле и должны были свидеться только на небесах.

Когда кончилось пение, поднялся Ингмар и попытался сказать несколько слов. Он хотел сказать остающимся те слова, которые неслись к ним с родины, куда он возвращался.

— Я твердо уверен, что вы оказываете нам, оставшимся на родине, большую честь, — сказал он. — Я верю, что все мы будем рады свидеться с вами на земле или на небесах. Я верю, что нет ничего прекраснее, чем люди, которые идут на великие жертвы ради истины и справедливости.

VII

Месяц спустя после отъезда Ингмара в Иерусалим, старая Лиза из Ингмарсгорда стала замечать, что Барбру проявляет какое-то беспокойство и тревогу. «Взгляд у нее, как у помешанной, — думала старуха. — Немудрено, если в один прекрасный день она сойдет с ума».

Однажды вечером она принялась расспрашивать Барбру.

— Скажи мне, что с тобой такое? — говорила она. — Когда я была еще совсем молоденькой, я тоже видела, как хозяйка Ингмарсгорда одну зиму ходила с такими же помутившимися глазами.

— Не та ли, что убила ребенка? — быстро спросила Барбру.

— Да, она самая, — отвечала Лиза. — Я начинаю думать, уж не задумала ли и ты того же.

Барбру, не отвечая прямо на вопрос, сказала:

— Когда я слышала эту историю, я удивлялась в ней только одному.

— Чему же именно?

— Тому, что она не покончила и с собой — прямо на том же месте.

Старая Лиза, сидевшая за своей прялкой, положила руку на колесо, остановив его, и подняла глаза на Барбру.

— Каждому ясно, что тебе не может быть приятно, если в доме появится ребенок в отсутствие твоего мужа, — медленно сказала она. — Когда он уезжал, он ничего не знал об этом?

— Ни он, ни я ничего не подозревали, — произнесла Барбру так тихо, словно переживаемое ею горе лишало ее голоса.