Ифтах и его дочь
Шрифт:
Эмин понял, что она воспринимает предстоящее всем своим существом. Он не сможет помочь ни ей, ни себе, ни Ифтаху. Это было самым большим огорчением в его жизни.
Яала взяла с собой в горы трех подруг: Шимрит, Тирцу и Шейлу. Они были однолетками и познакомились с ней во время первого приезда Яалы в Мицпе. Девочки увидели, что в Яале есть что-то особенное и скоро привязались к ней. Первосвященник позвал их в шатёр Господа, объяснил, что предстоит Яале, и поручил им скрасить eё последние дни. Девочки жалели Яалу, восхищались ею. Она стала им eщё дороже и одновременно — eщё больше
Они выехали из Мицпе. Яала скакала на светлой ослице Ифтаха. Они везли с собой только самое необходимое, однако среди вещей было и дорогое платье из тонкого материала цвета шафрана, которое Яала должна была надеть для жертвоприношения.
В некотором отдалении за ними следовал Эмин со своей семеркой. Его переполняли противоречивые чувства. Он восхищался твердостью воли Яалы и возмущался, что она разделила гордыню отца: никто не годился ей в женихи, только — сам Господь. Порой ему не верилось, что она навсегда оттолкнула его от себя. Когда он со страхом смотрел на нeё издали, его охватывала страсть и ревность к Господу, надменному сопернику. Он готов был бороться за нeё с Богом, но все попытки вызвать Господа на ссору ни к чему не приводили — Бог не являлся.
Яала, хоть и не знала, куда едет, двигалась по дороге с необъяснимой уверенностью. На второй день она остановилась в высокогорной долине, окаймленной горами, поросшими буком. Люди Эмина разбили для девочек палатку, а потом удалились за гору, чтобы оставить Яалу наедине со своими подругами.
Стояла весна — короткая, буйная весна Гилеада. Зазеленели горы, далекие степи расцвели яркими цветами. Со всех сторон, расплескиваясь и журча, текла по горным склонам вода. Воздух наполнился запахом трав, из которых готовили бальзам в Гилеаде.
Три подруги подсели к Яале, чтобы оплакать eё судьбу, они кричали и стонали, потом смолкали, словно для того, чтобы оттенить величие горя, затем снова начинали стенать, оплакивая подругу детства, которой суждено умереть девственницей, не познав мужчины и не продолжив род.
Они были молоды — Шимрит, Тирца и Шейла, и радовались своей молодости, радовались весне, и, оплакивая Яалу, вдвойне ощущали радость своей молодой жизни. Они, три подруги, увидят eщё много весен, будут лежать рядом с мужьями, родят детей, а, попав в свое время в пещеру, будут иметь продолжение в сыновьях и в сыновьях сыновей.
Вскоре, однако, жалобы и стоны им надоели. Их манила к себе разноцветная степь. Они рвали цветы, наслаждались их запахом, бегали на спор до дерева или до горы, загадывая — кто быстрее добежит, та первой будет с мужчиной. Потом они вспомнили, зачем приехали сюда, устыдились своего легкомыслия и прервали игры.
Пока подруги плакали, Яала смотрела на них, слушала их со спокойным, чуть надменным, выражением лица. Что они знали, Шимрит, Тирца и Шейла, о муках, которые ожидали Яалу, о величии судьбы, избранной ею? Девочки ждали женихов, таких, как они, в Гилеаде — тысячи. Их заученные стенания — пустые жесты и слова.
Она не рассердилась на них, когда они устали от плача и обратились к своим мелким будничным делам. Она сама приняла участие в их играх. И тут произошло нечто странное. Увлекшись играми, Яала забыла город Мицпе, в котором провела последние недели, забыла ужас предстоящего и снова превратилась в прежнюю Яалу, девочку пустыни. Она шумно радовалась победе в беге наперегонки,
Девушки с удивлением заметили перемены в Яале. А она подсмеивалась над горожанками, ставшими здесь, в степи, слепыми и беспомощными.
Она рассказала подругам об опасностях, которые подстерегали eё в стране Тоб, о том, как мать сцепилась в схватке с громадным волком. Когда она думала о матери, на душе у нeё становилось тепло. Она рассказала, как мучились они целый год из-за львов, повсюду, где они ночевали, приходилось разжигать большие костры. Ночи были наполнены рычанием зверей, напуганные крестьяне и пастухи не знали, как им защитить свой скот; они не осмеливались выходить из своих домов. Яала, не ведавшая страха, удивлялась, отчего так боятся другие.
Игры становились все более бурными. Мимо тек ручей, который высыхал летом. Но теперь, весело журча, быстро спускался с гор. Она вошла в воду. Подруги закричали, звали eё назад, но она увлекла за собой самую маленькую, Тирцу, и потащила eё в самую глубину, смеясь над робостью девчонки. Она превратилось в дочь своего отца — нетерпеливую, грубую, тащила упиравшуюся Тирцу все дальше и дальше, не отпуская на берег. Несколько минут показались девочке вечностью.
Однако, когда наступил вечер, Яала уединилась. Вечер был временем подготовки.
Она точно знала, какой подготовки требовал от нeё Господь: она должна была найти слова. Яала взяла цитру и трубу и вышла наружу в пустоту окружавшей горы степи, она не запрещала другим следовать за ней, смотреть на нeё и слушать.
И вот она стояла в наступивших сумерках, смотрела невидящим взглядом перед собой, пытаясь забыть шумный день, и старалась осознать величие своей миссии. В ней зазвучали строфы Вавилона, мрачно и ясно воспринятые eё умом, строфы о радости жертвоприношения и смерти. Высочайшее наслаждение смерть. Она никогда по-настоящему не понимала этих стихов, и сейчас тоже не понимала их до конца, но теперь догадывалась об их значении.
Она вспомнила старый рассказ, распространенный в Израиле. Господь в брачную ночь напал на одного человека, Моше, который привел народ в Заиорданье; ибо, когда Бог желал невесту, невеста принадлежала ему. Однако эта невеста, Ципора, примирила Бога кровью мужа, с тех пор Бога называли кровавым женихом, Хазаном Дамином. Яала была горда и счастлива, что теперь она избрана кровавым женихом, и в eё голове роились буйные, смутные мысли, полные стремления и ожидания, когда она думала о моменте соединения с Богом. Яалу кольцом окружали покрытые буком горы, у eё ног простиралась цветущая степь, над ней — поблекшее небо. Она впитывала в себя красоту гилеадской весны, и внезапно в eё сердце исчезли все желания, кроме одного — жить и дышать. Ощущение того, что она бесплодно исчезнет прежде, чем завянут эти цветы и опадут листья, охватило eё с такой силой, что она бросилась на землю. Так она лежала, вытянувшись посреди красно-желтой степи, чувствуя шелест и свежесть маленьких цветков, хватая их обеими руками, сминая их пальцами.