Игнач Крест
Шрифт:
По мере того как Трефилыч пел, все взоры постепенно обратились к Александре. Один Штауфенберг, хотя он и понял наконец, кого напоминает всем Василиса, перевел взгляд на Дарью Пантелеевну. Князь Андрей быстро опустил глаза и уставился прямо перед собой. Трефилыч же, отрешенно воздев очи к потолку, так что видны стали одни белки, как у слепца, продолжал свой сказ:
Тут возговорил, промолвил Владимир князь: — Ой ты гой еси, княгиня Апраксеевна! Я ли посла грозного проведаю: Заставлю его из лука стрелять С богатырями моими могучими!Но и тут победила всех Василиса Васильевна — раздвоила стрелой кряковястый дуб.
…Плюнул князь Владимир да и прочь пошел; Говорит89
Тавлея — доска для игры в шахматы.
Несмотря на однообразие напева, на уже немолодой и не очень звонкий голос Игната Трефилыча, Иоганн чувствовал, что каждый предмет выступает у того в настоящем свете, каждое слово получает свое особое значение. Но тут, взяв очень высокую ноту, Трефилыч закашлялся то ли случайно, то ли нарочно, кивнул стоявшей возле него Дарье, и та продолжила пение:
Первую заступь [90] заступовали, Выиграл у князя молодой посол; Другую заступь заступовали,— И другую заступь посол поиграл; Третью заступь заступовали,— Шах да и мат, да и под доску. И сказал тут посол таковы слова; — Ой ты гой еси. ласковый Владимир князь! Я приехал к тебе в гости не тешиться: Ты отдай-ко мне дани-невыходы, Ни много, ни мало за двенадцать лет, За всякий год по две тысячи.— Тут возговорил, промолвил Владимир князь: — А и ноне пришло время невзгодливое: Не торгуют купцы, мыта-дани нет, А и зверя пушного давно не видать; Нечем мне платить те невыходы, Еще те ли невыходы великие: Разве изволишь самого меня Головою взять со княгинею!90
Заступь — ступень; в данном случае — партия.
Дарья старалась петь так же бесстрастно, как Трефилыч, но чувствовалось, что события старины увлекают ее.
— Ладно, — говорил грозен посол,— Ну а чем же ты, князь, потешаешься? А нет ли у тебя кому в гусли поиграть? — Тут припомнил ласковый Владимир князь Про Ставра боярина Годиновича: А кроме его, в городе Киеве Не было гораздней на гуслях играть. Посылал он по Ставра боярина. Приводили Ставра на почетный пир, Сажали Ставра супротив посла; И зачал тут Ставр поигрывати: Сыгрыш сыграл Царя-града, Танцы навел ерусалимские, Величал князя со княгинею, А еще сыграл послу еврейский стих. Посол задремал и спать захотел, Говорил он князю Владимиру: — Ой ты гой еси, ласковый Владимир князь! Хотел я тебя головою взять Со княгинею твоей Апраксеевной,— Да не надо мне дани-невыходов, Еще тех ли невыходов, невыплатов За двенадцать лет по две тысячи; Ты отдай мне про все добра молодца. Боярина Ставра Годиновича.Тут отдышавшийся Трефилыч поддержал Дарью, и они закончили петь уже вдвоем:
В ту пору князь Владимир стал радошен; Отдавал он Ставра молоду послу, Затевал91
Поленица — дружина.
— Браво, старик, браво! Ты хорошо пел! — воскликнул рыцарь. — Хороша Василиса Васильевна была, а с Александрой Степановной ей не сравниться.
Иоганн опять взял гусли и, подыгрывая сам себе, запел, обращаясь с улыбкой к Александре:
…Мне в радость не богатый пир, А в радость мне беседы мир, Не пышных яств обилие, А лишь сердечность милая.Потом продолжил, обернувшись к Дарье Пантелеевне:
Нам есть, чем душу радовать, Зачем же нам откладывать? Ведь рано или поздно ведь С тобой нам праздник праздновать! Приди, сестрица милая, Люблю тебя всем сердцем я, Приди же. свет моих очей. Приди, душа души моей! [92]92
Песни вагантов даются в переводе М. Л. Гаспарова. Поэзия вагантов. — М.: Наука, 1975. — С. 23, 180.
Дарья опустила глаза, но румянец стал медленно заливать ее щеки и шею. Александра пришла ей на помощь:
— Скажи, дядя Иоганн, ты много странствовал и, говорят, не признаешь родиной то место, где человек родился?
— Правда, — посмеиваясь, ответил рыцарь. — Потому и ваш славный Новгород как свою третью родину люблю.
— А каковы же первые две? — с любопытством спросил князь Андрей.
— Первая — на Рейне, где я родился и рос. Там чистая, широкая река. Там в густых лесах птицы поют, на склонах холмов виноградники растут, и вино наше рейнское повсюду славится. А вторая моя родина — там, где свободно дышится, где всегда попавшему в беду помочь готовы, где нас добром встречают и не по одежке судят.
— Кого это вас? — поинтересовался Митрофан.
— Нас, вагантов, что по-латинянски «бродячие» значит, да мы и вправду по разным странам бродим. Про нас говорят, что мы благородным искусствам учимся в Париже, древним классикам — в Орлеане, судебным кодексам — в Болонье, медицине — в Солерно, а добрым нравам — нигде.
— Это и видно, — пробурчал себе под нос Афанасий.
— А на что же вы живете, как хлеб насущный добываете? — продолжал расспрашивать Митрофан с каким-то особым интересом — видно, не шла у него из головы мысль сбежать когда-нибудь от своего холопства.
— Мы — как птицы небесные: чем придется, питаемся, где придется, ночуем, страждущим помогаем, больных исцеляем, над насильниками смеемся, а случается, и проучиваем. За это люди нас без помощи не оставляют. Недаром в нашей песне поется: «…в братии скитальческой все скитальцы братья».
— О господи, у вас и песни свои есть! — воскликнула Дарья, которая слушала рассказ рыцаря не отрываясь. — А ну-ка спой, боярин!
— Debes, ergo potes. Ты должен — значит, можешь, — согласился Иоганн, провел пальцем по шести туго натянутым струнам гуслей и весело запел:
Рады мы и мниху [93] с выбритой макушкой, Рады и пресвитеру [94] с доброю подружкой; Школяра с учителем, клирика со служкой И студента праздного — всех встречаем кружкой… Принимает всякого орден наш вагантский: Чешский люд и швабский люд, фряжский и славянский, Тут и клирик маленький, и мужлан гигантский, Кроткий нрав и буйственный, мирный и смутьянский…93
Мних — монах.
94
Пресвитер — поп, священник.