Игнат и другие. Как воспитать особого ребенка
Шрифт:
И дети отстали. А когда появлялись новые, наша фея снова объясняла им, что мальчик иностранец. Я стояла рядом и выдыхала.
Кстати, об иностранцах. Однажды я поехала с Ганей к своей подруге в гости в Италию. А итальянцы, как известно, очень любят детей. И Ганя, по их понятиям, очень красивый ребенок. Они изумляли меня своими просьбами его сфотографировать. Но сейчас не о приятном. Ехали мы с Ганей в поезде, и недалеко от нас, в соседнем ряду, сидел итальянец. Он сначала солнечно улыбался Игнату, а когда тот в очередной раз пробегал мимо, схватил его на руки и усадил к себе на колени. И принялся радостно разговаривать с ребенком и громко восторгаться. Ганя относился тогда к незнакомым людям примерно как к мебели. Но этот мужчина чем-то, видимо, напомнил ему папу, которого с нами в поездке не было. И чтобы придать
А еще ярко помню случай, когда Ганя прямо посреди проезжей части на переходе грохнулся наземь и закатил истерику. Почему, интересно, он всегда это делает в самом неподходящем месте? Тоже безошибочное чутье? Он выгибался и орал, весь извозился в какой-то черной копоти. Загорелся красный, машины загудели, а я все никак не могла подхватить изгибающегося и извивающегося мальчика на руки. Запомнилась сочувственная улыбка проходившей мимо монашки.
Или в ресторане Ганя наблевал в тарелку с равиоли и подрался с официантом, не желая ему ее отдавать, а непременно доесть то, что осталось.
А еще…
А еще…
Каждый раз, покидая «мой-дом-мою-крепость» вместе с Ганей, я попадала в очень неудобные ситуации, иногда – критические, с руганью и чуть ли не с дракой. Но постепенно моя способность смущаться была исчерпана, и я научилась держать удар.
– Этот мальчик – иностранец, вы говорите на непонятном ему языке!
Папа
Рисполепт
Когда Гане уже было четыре года, нам попалась в одной хорошей ведомственной поликлинике очень ученая дама-психиатр, которая со здоровым цинизмом сообщила нам, что это у вас, в общем, на всю жизнь. Сначала «задержка развития», в подростковом возрасте будут уже ставить «умственную отсталость», ну и потом, вы же понимаете. После 18 лет другого диагноза, кроме как шизофрения, у нас нет. Короче говоря, она предложила нам лечить Игната рисполептом. Мы уже знали примерно, что это: первое, что вы прочтете в интернете о случаях, когда показан прием рисполепта, – повышенный уровень агрессии, особенно в отношении самого себя. Если не считать дурацкого инцидента с психолого-педагогической комиссией, ничего такого у нас не было и в помине. Но под напором ученой дамы после тяжелых сомнений решили все же попробовать. Главной задумкой доктора было постепенно увеличивать дозу рисполепта – сколько ребенок сможет выдержать. С горящими глазами она встречалась с нами, выслушивала и говорила: «Хорошо! Увеличиваем еще! Он у вас смотрите какой сильный!»
Ну, э, примерно со второй недели Ганя начал блевать после каждого приема пищи – зато уже через несколько дней произошли заметные сдвиги! Во-первых, явно улучшилась способность фокусировать внимание на отдельных предметах. Во-вторых, о чудо, появилось что-то похожее на речь. То есть он стал повторять слова. Произносить! В-третьих, наконец, с мальчиком постепенно стал возможным какой-то игровой контакт, ему с большим трудом, но все же можно было что-то объяснять. Это было реально круто, и какое-то время примиряло нас с очевидно варварским влиянием лекарства на пищеварение. Но как-то раз, во время второго курса лечения, мы устроили настоящий фильм ужасов в пиццерии, когда Игнат извергал ртом потоки, как мальчик из фонтана. После этого мы не выдержали и в категоричной форме сказали доктору, что хотим прекратить. Она была очень недовольна. Сказала, что в таком случае ничем нам помочь не может и поставила диагноз «первичная умственная отсталость».
Папа
Дефектолог и темная комната
Еще одним противоречивым специалистом была корректирующий логопед-дефектолог старой закалки, которую нам сосватала Юкина мама.
К этой тетеньке мы приехали домой. Дверь открыла сухая, пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Она натянуто улыбнулась, приглашая нас войти. Посмотрела сверху вниз на Игната. Тому, конечно, уже все стало интересно, и он отправился было рассматривать
– Смотри, вот это зайчик. – Преподаватель подняла зайчика. Мальчик скатился под стол. Она его снова усадила.
– Это зайчик. Покажи зайчика. – Мальчик снова сполз со стула.
– Так не пойдет! Ты должен сидеть за столом и слушать.
Но Игнату было по барабану, что он там должен. Тогда дефектолог поднялась, крепко взяла ребенка за руку и отвела его в ванную, закрыла там и выключила свет. Игнат заорал. Наталья Ивановна тут строго обратилась к обалдевшим нам:
– Вы не можете ни во что вмешиваться. Это необходимое действие. Если он не сядет за стол, то ничему не научится.
Мы стояли и слушали, как надрывается от крика наш ребенок, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вмешаться. Так продолжалось минут пятнадцать или не знаю сколько. Наталья Ивановна спокойно сидела и просматривала сквозь толстые очки какой-то журнальчик. Наконец, она вывела Ганю из ванной, не разрешив нам его успокаивать, и посадила за столик.
– Смотри, это зайчик. – Она подняла зайчика. – Покажи, где зайчик.
Игнат испуганно ткнул кулаком в зайца.
– Хорошо! А это мячик. – Наталья Ивановна подняла мячик. Игнат отвернулся. Наталья Ивановна недобро сверкнула очками. – Ты хочешь в темную ванную?
Мальчик быстро повернулся к ней.
– Это мячик, – сказала дефектолог. – Покажи мячик.
Игнат показал. И мы стали ходить к Наталье Ивановне три раза в неделю. Бабушка Таня строго предупредила нас, чтобы терпели, потому что тетенька «творит чудеса». Мы послушно терпели и ездили к «фашистке», как мы ее называли между собой, месяца три, потому что словарный запас Гани она действительно расширила быстро и существенно. Фобия у мальчика, однако, осталась, и ее, между прочим, довольно быстро просек хитрый Ваня: когда ему надо было пригрозить младшему брату, он еще долго пугал его темной ванной.
Папа
Первые выводы
Ни в коем случае я не хотел бы, чтобы описанный здесь опыт был воспринят как рекомендация. Очень может быть, что Игнат начал бы говорить и без рисполепта, и без «шоковой» дефектологии.
Но вот что для меня несомненно – «таблеток от аутизма» не существует. Лечение обычными медикаментами – это в лучшем случае поддерживающая терапия, поэтому важно не оттягивать признание проблемы и начинать действовать как можно раньше, не теряя год-два на пустые надежды типа «а может быть, вот это лекарство поможет». Лучшее, что можно сделать в смысле поиска квалифицированной помощи, – это найти центры, вокруг которых уже сложились или складываются сообщества семей с детьми-аутистами. Нам это удалось сделать сравнительно поздно, уже ближе к школьному возрасту, и из-за этого мы отстали еще на год-полтора.
«Вытащить» речь из неговорящего ребенка – это, прежде всего, кропотливая работа, систематические занятия. Отлично, если есть грамотный специалист, который встречается с ребенком 1–3 раза в неделю, чаще в большинстве случаев – нереально, и помогает с методикой, но занятия нужны ежедневные, поэтому без непосредственного участия в этом родителей, скорее всего, результата не будет.
Кстати, когда мы занимались с «фашисткой», произошел примечательный случай. Мы рассказали о ней зашедшей в гости подруге. Через несколько дней в малоподходящих для этого обстоятельствах, на открытии фестиваля, она внезапно стала говорить Юке, как не спала всю ночь, думая о Гане, и принялась настойчиво убеждать ее отказаться от этой методики. Юка, слегка опешив от неожиданного напора и количества лишних слушателей этого монолога, закономерно обозвала подругу пьяной дурой, на чем эпизод завершился. У него, однако, было продолжение: вскоре обнаружились похожие проблемы у совсем маленького сына подруги – о которых она в момент своих переживаний о Гане еще не знала, но, очевидно, что-то предчувствовала. Взявшись за дело гораздо раньше нас, они, к счастью, обошлись без средств на грани фола. Потом мы еще оказались соседями в летнем лагере для детей-аутистов, а дружим до сих пор – и сейчас ее мальчик достиг нормы, что очень круто.