Иголка в стоге сена
Шрифт:
Тот же самый ящичек отодвинулся на чуть-чуть, и на дне его она нащупала упакованный в пластик препарат. По виду он напоминал продолговатую витаминину, только раза в два больше.
«Как же это маленькому придется впихивать такую громадину?» – мелькнула у нее мысль о будущем.
Ей захотелось задать вопрос, который время от времени возвращался, пока она собирала деньги.
– А когда… ну, после двадцати лет… когда не будет больше капсул… Как это произойдет?
– Он должен аннигилироваться. Превратиться в ничто.
– Как это? Нам еще на
– Хорошо, если угодно, оставшаяся энергия преобразуется в ветер. Вы ощутите порыв ветра. И это будет все.
– Но на двадцать лет вы даете гарантию?
– При условии своевременной оплаты капсулы. Кроме того, мы обязуемся вернуть затраченные вами средства в случае невыполнения нами пунктов нашего договора.
– То есть я могу не забеременеть? – возмутилась она.
– Полностью абсурдное предположение. Беременность наступит немедленно после растворения оболочки капсулы в желудке.
Она лихорадочно освободила капсулу от пластиковой пленки, сунула ее в рот и судорожно глотнула.
Экран молчал. Двери не разъезжались.
Минут через пять экран заискрился фейерверком. На фоне его засияла разноцветная надпись: «Поздравляем, вы беременны!»
– Поздравляем, вы беременны! – просиял доктор из их семейной клиники через два месяца.
Как будто она сама не была в этом уверена: уже месяц, как ее тошнило по утрам и грудь распирало со страшной силой.
– Вот список рекомендуемых анализов, вот график посещений. – Сестра протянула бумаги не ей, а мужу – главному владельцу будущего ребенка. Тот прямо помолодел от гордости: только что во время ультразвукового исследования он увидел очертания долгожданного наследника. Еще непонятно было, мальчик это или девочка, но отец не сомневался: мальчик.
– Никаких анализов не будет. УЗИ достаточно, – твердо сказала она. – Если ты хочешь, чтоб этот ребенок появился на свет, пусть оставят меня в покое.
Она впервые была так жестка и требовательна. Теперь она имела на это право.
– Все будет по-твоему, малютка, только по-твоему, – успокаивал ее старик, демонстративно возвращая врачу листы с перечнем процедур.
Больше всего она боялась, что это, растущее в ней, отнимет у нее женственность и красоту. Она еще так никогда не заботилась о себе, как в эти девять месяцев. Ей делали массажи, натирали оливковым и розовым маслом, чтоб не появились растяжки на животе, проводили сеансы ароматерапии для укрепления нервов. Она ежедневно плавала в бассейне с морской водой и занималась специальной гимнастикой. Соблюдала особую диету и к родам поправилась только на вес ребенка.
– Вот и все, – подумала она, когда муки закончились и послышался крик новорожденного, – теперь я богата и свободна.
Она лежала с закрытыми глазами и вполуха слушала восторженные восклицания мужа и свекрови о поразительном, беспримерном сходстве сына с отцом. Свою мать она даже не позвала присутствовать при всем этом кошмаре, чтоб не нервничала зря,
Ей не хотелось смотреть на ребенка, но его положили ей прямо на грудь, голенького, легкого, настоящего. Сначала она дотронулась рукой до его мягкой пульсирующей головы и потом, открыв глаза, увидела реснички. Этого хватило, чтоб полюбить его самой слепой и жертвенной из всех посылаемых на людские души видов любви – материнской.
Впрочем, мальчик получился такой, что не любить его было невозможно. Он улыбался всем, светился радостью при виде каждого нового человека. Он сплотил семью – его обожали все предыдущие жены и их дочери. Он рос, как положено образцовому младенцу, почти не доставляя хлопот, но наделяя таким счастьем, какое снится в самых несбыточных снах.
Первые месяцы, вернувшись к жизни после многолетней своей спячки, она и не подозревала, до чего стала уязвимой. И только празднуя полгода ребенка, вдруг вспомнила: пора собирать деньги на капсулу, трех месяцев тогда не хватило. Ее заколотил озноб, мурашки побежали по коже: меньше двадцати лет! Ей осталось меньше двадцати лет его жизни. Нет, лучше самой умереть раньше. А кто тогда будет покупать капсулы? Или вот выход: лет через девятнадцать разбиться вместе в авиакатастрофе. Главное – вместе быть, рядом, до последнего. Она и не вспоминала, что все получилось совсем не по плану, ради наследства и собственного незыблемого статуса. Она помнила только о нем и о своей безграничной любви.
Приходили в голову и утешительные мысли. Срок впереди еще большой, может быть, там изобретут продолжение его жизни. Отчаиваться рано.
Как-то раз она попробовала позвонить по тому, рекламному, номеру, чтоб спросить, смогут ли рождаться дети от ее сына, но автомат равнодушно отчеканил: «Ваш визит состоится через пять месяцев и двадцать один день». Там все помнили, все оставалось в силе, но жестко придерживались установленных границ общения.
Деньги появились внезапно, ей даже не пришлось изворачиваться. Свекровь позвала приехать и, пока малыш ползал по мягкому древнему ковру, сунула любимой невестке тяжелый пакет.
– Это тебе. Только не говори ему, – речь шла, понятное дело, о муже. – Он балует меня, приносит кучу денег, чтоб ни в чем себе не отказывала, а мне так мало нужно. Хотела оставить ему, но он только огорчится, что я не пользовалась его дарами. Ты молодая, тебе столько всего еще хочется, пользуйся тем, что дают деньги, пока это доставляет наслаждение.
С этой минуты она поняла, что любит эту старуху. Та и не подозревала, что продлевает жизнь внука, вручая свой дар. А, в свою очередь, подарок этот стал возможен благодаря сыновней любви и заботе о матери. Все в жизни соединялось и жило любовью, которая давалась не легко, а через терпение и преодоление. Истина жизни прояснилась.