Игольное ушко
Шрифт:
Он шел прямо на север. Когда нет заданного направления, лучше всего идти по прямой. Он не зажигал фонарик, пригибался, держался ближе к кустам, деревьям, старался обходить все, пусть даже небольшие холмики, где при свете луны кто-либо мог заметить его силуэт на фоне ночного неба. Местность вокруг была однообразной, и вообще казалось, – это абстракция, нечто черное, серое, серебряное. Земля под ногами чуть влажная, видно, рядом болота. Невдалеке Фабер заметил лису, которая перебегала через поле; она бежала быстро, словно гончая, и грациозно,
Часы показывали 23.30, когда он натолкнулся на первые признаки присутствия военных – надо сказать, они были очень странными.
Лунный свет пробился сквозь дымку, и впереди, примерно в четверти мили, Фабер увидел низкие одноэтажные строения, стоящие в несколько рядов – не составляло труда безошибочно распознать в них военные казармы. Он немедленно рухнул на землю и уже через секунду засомневался, не померещилось ли ему – так кругом было тихо, никакого шума, огней… Минут десять он лежал, не шелохнувшись, придумывая, что сказать, если его обнаружат, но ничего не случилось, только вблизи пропыхтел барсук, увидел его и тут же убежал прочь.
Фабер пополз вперед.
Когда он подобрался ближе, понял, что казармы пустые, да к тому же недостроенные. Большинство из них представляли собой лишь крышу, которая держалась на угловых сваях, у некоторых – одна стена.
Неожиданно ночную тишину прервал чей-то смех. Фабер лежал неподвижно, наблюдая. Вдали зажглась и тут же погасла спичка, оставив в темноте два светящихся красных огонька в одном из недостроенных бараков – охрана.
Фабер проверил стилет в рукаве, затем снова пополз, но уже подальше от часовых, в противоположную сторону от лагеря.
У построенных только наполовину бараков отсутствовали фундамент и пол. Вокруг ничего не напоминало стройку – ни тачек, ни бетономешалок, ни лопат, ни кирпича… Грязный след вел от лагеря в поле, но на колее проросла зеленая весенняя трава, и было ясно, что ею уже долгое время не пользовались.
В принципе, все выглядело так, будто кто-то решил расквартировать здесь 10 000 человек, а затем, через несколько недель после начала строительства, вдруг передумал.
И все же в этом странном месте что-то смущало, не совсем поддавалось объяснению.
Фабер шел осторожно, мягкой поступью, был наготове на случай, если часовым придет в голову побродить по лагерю. В самом центре он увидел военную технику. Это были старые ржавые машины, все «выпотрошенные» – без двигателей, вообще без внутренностей. Странно: если кто-то растаскивал устаревшие машины по частям, почему оставили корпус, а не сдали его на лом?
Бараки, которые имели по одной стене, стояли в самых дальних рядах. В целом все выглядело не как строительная площадка, а, скорее, как декорации на съемках фильма.
Больше здесь делать было нечего, Фабер узнал все, что мог. Он вышел к восточному краю площадки, упал на землю и пополз в сторону от лагеря, пока не оказался на значительном расстоянии. В полумиле, на возвышении, он
В голове уже росла догадка, но он решил пока не спешить с выводами.
Местность по-прежнему была относительно ровной. На пути встречались небольшие пролески, маленькие болотца, поросшие кустарником, – здесь Фаберу легче было прятаться. Пришлось, правда, сделать крюк вокруг озера. Вода была чистой, на ее зеркальной поверхности лежала серебряная луна. Он услышал крики совы, посмотрел в направлении, откуда они доносились, и заметил вдалеке одинокий полуразрушенный амбар.
Еще через пять миль Фабер увидел аэродром.
Похоже, на поле стояло больше самолетов, чем во всех Королевских ВВС. Там стояли «Пэтфайндеры», которые сбрасывали «зажигалки», «Ланкастеры» и американские «В-17» для обработки позиций противника с воздуха, «Харрикейны», «Спитфайры» и «Москито» для ведения воздушной разведки и штурмовых ударов – словом, достаточно самолетов для вторжения во Францию.
Все без исключения шасси погрузились в мягкую землю, самолеты по корпус были в грязи.
Опять та же картина: никаких огней, никакого шума.
Фабер применил старую схему: пополз по направлению к самолетам, пока не обнаружил охрану. Посредине аэродрома стояла маленькая палатка. Сквозь брезент пробивался слабый свет лампы. Внутри двое, может быть, трое.
По мере того, как Фабер все ближе подбирался к самолетам, они, казалось, становились более плоскими, как будто их сплющили.
Он добрался до ближайшего и в изумлении потрогал корпус рукой. Это был аккуратно выпиленный из куска фанеры в полдюйма толщиной профиль «Спитфайра» с соответствующей окраской и отделкой.
Другие были такие же. Их на аэродроме стояло более тысячи.
Фабер поднялся на ноги, краем глаза наблюдая за палаткой, готовый тут же упасть на землю, если заметит часовых. Он ходил по бутафорскому аэродрому, смотрел на так называемые истребители, бомбардировщики, сопоставлял их с театральными бараками, пытаясь отгадать скрытый смысл увиденного.
Он знал, что, если еще поискать поблизости, можно найти другие такие же аэродромы и казармы. Если же он заглянет в залив Уош, то обнаружит целую флотилию «эсминцев» и «транспортных кораблей».
Несомненно, все это грандиозный трюк союзников, задуманный мастерски, с большим размахом, да и стоит наверняка дорого.
Конечно, таким образом нельзя долго обманывать внимательного наблюдателя, но союзники, очевидно, и не ставили первоочередной целью обмануть наблюдателей на земле. Главная задача – чтобы все выглядело правдоподобно с воздуха.
Даже низколетящий самолет-разведчик, оснащенный новейшей фотоаппаратурой, средствами быстрой съемки, вернулся бы на базу со снимками, на которых хорошо заметна концентрация людей и техники, причем на этот счет не оставалось бы никаких сомнений.