Игольное ушко
Шрифт:
Но это потом, а пока пора готовить мужчинам обед, благо можно потушить баранью грудинку. Она вылезла из ванны, вытерлась мягким полотенцем. Джо остался в воде; он играл со своей любимой игрушкой – старой резиновой кошкой. Люси внимательно оглядела себя в зеркале, отметив складки на животе, оставшиеся после беременности. Они, конечно, медленно исчезают, но полностью не пропадут. Впрочем, надо попробовать комплексный массаж. Она улыбнулась своему отражению. Да, я что-то увлеклась, к тому же мой живот, увы, ни для кого не представляет интереса.
– Можно еще минутку побыть в ванной? – прервал ее размышления Джо. Он всегда так говорил – «одну минутку»,
– Только пока я одеваюсь. – Она повесила полотенце на вешалку, сделала шаг к двери…
Там стоял незнакомец и молча смотрел на ее обнаженное тело.
Они встретились взглядами. Странно – вспоминала потом этот момент Люси – но тогда она не испытывала ни капли стыда, ей абсолютно не было страшно, и все из-за выражения его лица, в котором не было ни тени похоти или усмешки. Он смотрел не на низ живота, даже не на груди, а только в лицо – прямо в глаза. И она смело смотрела в ответ, ничуть не смущаясь, лишь слегка потрясенная происходящим. Люси глядела на него и удивлялась, почему она не кричит, не пытается закрыть тело руками, захлопнуть дверь, наконец.
И все же затем в его глазах что-то промелькнуло – а может, ей показалось – восхищение, веселый юмор с оттенком грусти. Что именно, она так и не узнала, потому что буквально через минуту дверь закрылась, он быстро ушел в свою комнату. Почти сразу вслед за этим Люси услышала, как заскрипели пружины матраса.
Непонятно почему, в итоге она почувствовала себя ужасно виноватой.
20
Персиваль Годлиман сделал уже все, что мог. Каждый полицейский в Объединенном королевстве имел при себе фотографию Фабера, добрая половина их искали его повсюду денно и нощно. В городах проверяли отели и пансионы для приезжих, вокзалы, автобусные станции, кафе, торговые центры; повсюду – на мостах, в арках и полуразрушенных зданиях – были вывешены объявления о розыске. На селе искали в сараях и амбарах, пустых домах, заброшенных замках, в чаще и на полянах, в поле. Его фото показывали служащим на железной дороге, бензоколонках, паромах, налоговым инспекторам. Все порты и аэродромы были перекрыты, на каждой стойке паспортного контроля обязательно приклеена его фотография.
Разумеется, полицейские считали, что разыскивается уголовный преступник, убийца. Каждый бобби [10] знал, что мужчина с фотографии ножом убил в Лондоне двоих человек. Старшие офицеры знали чуть больше: что в одном случае имело место нападение на сексуальной почве, в другом мотивы неясны, в третьем – об этом постовых в известность не ставили – непонятное жестокое нападение на солдата в поезде, следовавшем по маршруту Лондон – Ливерпуль. Только главные констебли в графствах и несколько офицеров Скотланд-Ярда знали, что солдат был прикомандирован к МИ-5 и всеми убийствами так или иначе занимается контрразведка.
10
Кличка полицейского в Англии.
Пресса также думала, что идет обычная погоня за убийцей. На следующий день после того, как Годлиман сообщил в деталях о происшедшем, большинство газет в своих вечерних выпусках напечатали эту информацию. В утренние выпуски, предназначенные для Шотландии, Северной Ирландии и Северного Уэльса, информация не успела попасть, но на следующий день были краткие сообщения. Убитый
В Ливерпуле две газеты быстро прознали про мертвое тело, найденное в поезде, и обе задались вопросом, не замешан ли и здесь лондонский убийца со стилетом. Они навели в этой связи справки в местной полиции, но дело закончилось так же быстро, как началось. Редакторы получили телефонные звонки от главного констебля, в результате по данному поводу в газетах не появилось ни строчки.
В общей сложности было задержано сто пятьдесят семь высоких брюнетов, похожих на Фабера. Все, за исключением двадцати девяти, смогли доказать свое алиби, с остальными беседовали представители контрразведки. Двадцать семь призвали в свидетели родителей, родственников, соседей, которые подтвердили, что они родились в Британии и жили здесь в двадцатые годы, когда Фабер точно был в Германии.
Оставшихся двоих доставили в Лондон и подвергли вторичному допросу, на этот раз допрашивал сам Годлиман. Оба были холостяками, не имели живых родственников, кочевали с места на место, подолгу нигде не останавливаясь. Первый – хорошо одетый, с виду приличный человек, который безуспешно пытался убедить, что он постоянно ездит по стране, нанимаясь на временную работу, вроде сезонного рабочего. Годлиман прямо заявил ему, что в отличие от полиции обладает правом упрятать за решетку любого вплоть до окончания войны. Однако пустячные дела его не интересуют, к тому же показания являются сугубо конфиденциальными и не выходят за стены Военного министерства.
Услышав такое, мужчина сразу сознался, что он мошенник, и дал адреса девятнадцати пожилых женщин, которых обманул, украл драгоценности, причем сделал это за последние три недели. Годлиман передал его полиции.
Он чувствовал себя свободным от любых обязательств, имея дело с профессиональным обманщиком и вором.
Последний подозреваемый также раскололся достаточно быстро. Его тайна заключалась в том, что он по сути не холостяк, во всяком случае, уже долгое время. У него жена в Брайтоне. В Бирмингеме тоже. И еще в Колчестере, Ньюбери, Эксетере. В один день все пятеро предъявили брачные свидетельства. Многоженца отправили в тюрьму, где он сидел и ждал суда.
Годлиман по-прежнему спал в конторе, розыск продолжался.
Бристоль, вокзал Темпл Мида:
– Доброе утро, мисс. Пардон, что отвлекаю, вы не посмотрите здесь кое-какие снимки?
– Эй, девочки, пришел бобби, хочет, чтобы мы взглянули на его карточки.
– Ладно, мой хорошие, я серьезно. Просто скажите, видели вы его или нет?
– А он ничего, смотрится что надо. Была бы не прочь с ним познакомиться.
– Вряд ли захочешь, если узнаешь, что он натворил. Вы тоже посмотрите, пожалуйста.
– Никогда его не видела.
– Нет, не встречались.
– И я нет.
– Послушайте, когда вы его поймаете, спросите, не хочет ли он дружить с хорошей девочкой из Бристоля.
– Ну, девочки, вы даете… вам просто выдали штаны и оформили на должности носильщиков, а вы уже думаете, что и вести себя надо, как мужики…
Паромная переправа в Вулвиче:
– Мерзкая погода, констебль, правда?
– Точно, капитан, но, думаю, в открытом море сейчас еще хуже.