Игорь – взрослеющий отрок
Шрифт:
– Вы говорите всё это, Никита Игнатьевич, с такой радостью, – просто заметил Игорь, – что просто… удивительно. У нас – беда, а вот у вас – праздник.
– Не праздник, а моя тоска. Ничего удивительного, Игорь, что вы ни черта не понимаете, – сказал географ. – Вы пока ещё дети. Нормальные люди давно уже уехали из этого города в Москву, в Краснодарский край и в другие места. А самые удачливые – в Америке или, в крайнем случае, в Германии или во Франции. А вы? Спасатели! Что б это было в последний раз!
– Наше свободное от занятий время, –
– Пока не будет у вас в головах нормального представления о жизни и демократии, такой, как в США, – засмеялся Перфильев, – толку из вас не выйдет. Точнее, толк выйдет, а дурь останется. В России многие сотни бесхозных и никому не нужных городов, которые лично бы я не стал спасать.
– Почему же вы до сих пор не в Америке, Никита Игнатьевич, – поинтересовался Окунев, – если так ненавидите наш город, да и Россию?
– Я по натуре борец, Игорь, – серьёзно ответил географ. – Я нужен истинной демократии на этой огромной территории, где никогда не было и нет никаких хозяев. Ты же, боксёр, Окунев. Ты должен понимать, что такое борьба.
– Я это хорошо понимаю, – ответил Игорь, – поэтому, извините, борюсь и буду бороться с такими, как…
– Не стесняйся, договаривай, Окунёв, – ухмыльнулся Никита Игнатьевич. – С такими, как я, ты хотел сказать?
Окунёв промолчал, у впечатлительной Раисы по щекам потекли слёзы.
Перфильев приказал жестом всем семерым занять свои места. Ребята сели за свои парты.
– Вся Россия уже триста лет, как тонет, – продолжал свою линию географ. – А если кто её и спасёт, то это США или Западная Европа.
– Да что вы такое говорите! – крикнула с места Роза Иванова. – Никита Игнатьевич, у вас что, переутомление?
– Скажи спасибо, Иванова, что твой папа – шишка в городской мэрии, – географ хлопнул классным журналом по столу, – а то бы я с тобой не так поговорил. Пошли всё к чёрту из класса! Сорвали урок, негодяи!
До конца урока оставалось минут пять, поэтому ученики очень тихо и неспешно вышли из класса.
Довольный произошедшим Максим Колоратин жестом подозвал к себе Игоря. Окунев подошёл к нему и сказал:
– Говори, что хотел сообщить!
– У нас, между прочим, есть свой отряд. Он побольше вашего. Там парни из многих школ и училищ города. Человек тридцать.
– Хорошо, что вы, Максим, вышли на борьбу со стихией. Это правильно. Почему ты не сообщил об этом географу, а прикрылся нами? Ты же ведь знаешь, что он ультра либерал и его в городе считают сумасшедшим и провокатором.
– А мне приятно было напакостить вам. Но я со своими ребятами не город спасаю. Сдался он мне! Я повышаю своё благосостояние, как могу. Ха-ха-ха!
– Раньше сядешь, Максим, раньше выйдешь.
– О своей голове заботься, Окунёв. Я не о
– Но мы, как ты знаешь, дружим с ней с самого детства, и у нас всё давно определено. Её брат – мой друг.
– Мне плевать, что там у вас определено! Мне она тоже нравится. Я тебя предупредил и больше повторять не собираюсь. Если не въедешь в тему, то тебе будет очень больно или совсем… не больно.
Пожав плечами, Окунёв резко ударил левой рукой Колоратина в живот. Тот завалился на пол, как мешок с картофелем. В данном случае, конечно, Игорь не сдержался. Но ведь наглых и бессовестных людей просто положено… укорачивать.
С трудом встав на ноги, Максим прошипел:
– Ну, ты напросился, Окунев. Мы тебя на дамбе живьём в песок зароем. Я тебе обещаю. Даже не сомневайся.
Раздался звонкий и пронзительный голос школьного звонка, и Колоратин побрёл в класс, чуть не столкнувшись лицом к лицу с географом, который посмотрел на Максима, как на таракана. У Никиты Игнатьевича была развита особого рода мизантропия. Он ненавидел всех россиян, ни взирая на пол, возраст, национальность.
Учитель Перфильев давно уже жил в каком-то придуманном им, странном мире и считал, что все обязаны мыслить именно так, как он. Другой точки зрения просто не должно существовать. Вроде бы, по национальности, географ – русский, но при этом… русофоб. Получается, что и себя он ненавидит. Предатель или психически не совсем здоровый человек? Неважно. Ведь врагом России может быть и городской сумасшедший.
После завершения уроков в школе всё пошло своим чередом. Уже через полчаса Завьяловых и Окунёва на остановке ожидала Анюта. Игорь обратил внимание на то, что она задумчива и чем-то озабочена.
– Да, сегодня занятия в школе прошли не на самом высоком уровне, – заметил Окунёв. – Придётся чуть пораньше возвращаться с дамбы, чтобы время оставалось на приготовление домашнего задания. Твои родители не ругались?
– Нет. Они мне сказали, что я поступаю правильно. Только вот ты, Игорь, меня удивляешь. Зачем ты ударил этого… Колоратина?
– Я не сдержался. Подлый он человечек… Колоратин приказал мне не подходить к тебе, Тамара.
– Какая чушь! – Завьялова прижалась к его плечу. – Если ты ко мне не будешь подходить, то я сама это сделаю. Ты для меня, Игорь, всё, что есть в нашем мире.
– Я тоже не представляю своей жизни без тебя, Тамара. Так есть, так получилось.
Друг от друга они не скрывали своих чувств.
На сей раз, они добрались до площади Володарского гораздо быстрей, чем вчера. Спасибо военным бульдозеристам. Они поработали хорошо. Говоря их языком, «успешно справились с возложенной на них задачей».