Игорь-якорь
Шрифт:
Мать Яши, Татьяна Матвеевна, поднялась, как обычно, первая во всём большом доме, где жили Смирновы. Умываясь, а затем растапливая плиту, готовя завтрак, она двигалась почти бесшумно, стараясь не разбудить сына.
Когда в плите под кастрюлей запылал огонь, она подошла к стулу и оглядела рубашку и брюки Яши. Одежда эта была точно после побоища: там пуговица вырвана с «мясом», там помято, порвано, измазано глиной.
Мать стояла над кроватью сына, босая, маленькая, обняв ладонью щёку. В эти мгновения, когда Яша не видел и не слышал её, Татьяна Матвеевна крестилась и шептала слова
А потом, тоже бесшумно, собирала одежду сына, чистила её, штопала, зашивала.
Когда же он просыпался, она обычно говорила грозно и строго:
«Имей в виду — это последний раз я вожусь с твоей рубахой! Хочешь быть босяком — ходи так, оборванцем. Сил моих больше нет!..»
Яша, не успев поесть, засунул ломоть хлеба в карман и, жуя на ходу, рванулся к двери.
— Ты куда?
— Никуда!
— А хлеб зачем?
— Так просто.
— А ну положь сейчас же на место! Слышишь?!
— Слышу, не глухой.
— А, ты ещё грубить будешь! Вот Я ж тебе…
Мать замахнулась, но куда там! Он прыгнул прыжком кенгуру, соскользнул по перилам лестницы и был уже во дворе. Татьяна Матвеевна бежала за ним по ступенькам лестницы, но это было куда дольше. Худая, невысокая и, видимо, слабая, она хотела побежать за сыном к воротам, но пошатнулась, схватилась двумя руками за край стола, вкопанного в землю, и только выкрикнула:
— Горе ты моё луковое! Разбойник!
— Ну что вы так, Татьяна Матвеевна! Побойтесь бога!
Это сказала дама в шляпе с пером и пестрым зонтиком в руке.
Татьяна Матвеевна села на скамейку. Она тяжело дышала, сжимала и разжимала пальцы, и в эти минуты, попадись ей сын, казалось ей, ударила бы его, не думая, не сдерживаясь…
Да, Яша, можно сказать, вовремя убежал. Тут бы и у слабой женщины появились неизвестно откуда силы.
А между тем дама с зонтиком, усевшись рядом, говорила:
— А по-моему, ваш Яша совсем не плохой мальчик…
— Драчун, Анна Михайловна.
— Все они драчуны. Он просто не даёт себя в обиду. Не в том дело. Ваш сын добрый и справедливый. Для вас он на всё готов. Вспомните, как он прибежал с солью.
Действительно, Яше нелегко было мчаться с соляных промыслов с мокрым кульком.
— Он, бедняга, так запыхался тогда, — сказала Анна Михайловна.
— Да, запыхался, — подтвердила мать Яши.
Татьяна Матвеевна вспомнила Яшу, прибежавшего с солью. Тогда его лицо, волосы, рубаха — всё было мокрым от пота. А в руках он держал что-то грязное и мокрое. Развернул и сказал: «На, мама смотри. Медвежатовы бежали и теперь не надо будет давать за мешочек соли мешочек денег…»
В те времена бумажные деньги мерили аршинами, несли
Это было тревожное время. В городе были белогвардейцы. Где-то близко ухали орудия, фронт придвигался к окраинам города…
Матери Якова и Анне Михайловне не удалось долго посидеть на скамейке.
Где-то далеко ухнуло орудие, а спустя мгновение громыхнуло, как в самую сильную грозу. Татьяна Матвеевна почувствовала, что вкопанная в землю скамейка колыхнулась под ней и стол, на который она опиралась, зашатался.
— Близко, — сказала Анна Михайловна и поправила шляпу с пером.
Она рывком раскрыла зонтик, будто он мог её защитить от осколков или пуль, и побежала к воротам.
А Татьяна Матвеевна опустила голову на руки и зарыдала. Плача, она повторяла только одно:
— Ох, убьют Яшу, беспременно убьют… Ведь он рвётся в самое пекло!
3. На бульваре
Яша Смирнов жил на Мельничной улице, но мельниц там никаких не было. Возможно, они и были, но когда-то, так давно, что и старожилы этого не помнят. Потом Мельничная стала обычной окраинной улицей с домами из жёлтого камня и глины. Сквозь булыжник мостовой пробивалась трава. Дома на Мельничной были небольшие, народа на улицах мало, но всё равно и на Мельничную распространялись законы, которые установили белогвардейцы в те месяцы, когда они хозяйничали в городе.
Тогда был комендантский час. Это значило, что после десяти часов вечера никто не смел появляться на улице. Ходить по улицам разрешалось только белым офицерам, солдатам-патрульным, ну и, конечно же, иностранцам в военных мундирах — тем, кого белые позвали, чтобы справиться с красными. Эти заморские воины приехали в приморский город как бы на увеселительную прогулку. Что там большевики! Лапотники с вилами вместо оружия, хамы неумытые, мужичьё!
Из приморского города, где жил Яков, интервенты и белые довольно быстро прогнали красногвардейцев. На рейде выстроились, словно на параде, иностранные военные корабли: многотрубные крейсера, юркие миноносцы и неуклюжие десантные транспорты.
Медленно разворачивались длинные орудия крейсеров. Яша стоял на пустынном бульваре и видел всё, что делалось на море. Ему было интересно смотреть на то, что происходило на рейде. На высоком берегу, где протянулся бульвар, Яша был в одиночестве. Кто же будет стоять под орудийным огнём? Кто мог угадать, каким будет угол прицела, куда целится наводчик, где разорвётся снаряд?
Нет, я не хочу сказать, что Яша обо всём этом не думал. Но таков уж был у него характер, что он презирал опасность, особенно если опасность эта мешала ему делать то, что он любил. А самым большим увлечением Яши был военно-морской флот. Он собирал открытки, на которых были военные корабли. Такие картинки он вырезывал из журналов, миноносцы он выпиливал из фанеры, крейсера лепил из глины и любил, очень любил всё, что было связано с военно-морским флотом. Но он не только любил эти серые строгие корабли, но и знал их, понимал.