Игорь
Шрифт:
Лев с трудом сдерживал себя, чтобы не ответить грубостью на самоуверенное поведение Олега.
— Ну, что ты, князь Олег. Пожалуйста, гости в Царьграде сколько хочешь. Мы даже приготовили всё для пира сегодня вечером. Выпьем там с тобой за здоровье и процветание наших стран.
— Во-первых, я в Царьграде не гость, — строго заметил Олег. — Я победитель Царьграда. А во-вторых, после того, как ты уже раз попытался угостить меня своим вином, я вообще больше никогда не буду пить греческого вина. Оно мне и до этого не нравилось, а уж теперь и тем более. Я всё сказал.
Олег поднялся и размеренно направился к выходу. Когда князь скрылся за дверью, император плюнул себе под ноги и злобно сказал:
— Вино, видишь ли, ему наше не нравится.
62. Натура,
Возвращение флота князя Олега в Киев стало настоящим праздником для всего города. Люди радовались, встречая Олега-победителя Византии. В народе ему дали прозвище Вещий, что означало — мудрый и умеющий предвидеть будущее. На следующий день после прибытия Олега, к Киеву подошла сухопутная часть армии русского войска под командованием воеводы Звенислава. Князь Игорь приказал объявить, что в его дворце будет дан пир, в ознаменование великой победы над Византией. Радости киевлян не было предела. Ведь это означало, что в городе будут торжества, которые сопровождаются бесплатными угощениями и неограниченными хмельными возлияниями. И всё это за счёт князя Игоря. Любой желающий мог приходить на княжий двор, где были накрыты столы, есть, и пить столько, сколько его душа пожелает. Такое празднество длилось обычно не меньше трёх дней. А иногда затягивалось и на неделю. Люди восхваляли Олега-победителя, и благодарили князя Игоря за угощения. И казалось, что не было ни одного человека в Киеве, который бы не радовался этому празднику. Но это только казалось.
Весь день Радмила жена Звенислава готовилась к визиту во дворец князя Игоря на почесный пир. Она перемеряла все свои наряды, загоняла всю прислугу в доме своими противоречивыми распоряжениями, и к вечеру, когда солнце сменило свои краски с ослепительно-ярких на багрово-тёмные, наконец-то была готова к празднику. За суетой приготовлений Радмила совсем забыла о своём муже Звениславе. Слуги ей сообщили, что воевода почти весь день провел в оружейной комнате. Боярыня решила пойти к мужу, чтобы сказать, что уже пора идти во дворец. Радмила застала воеводу в обычной домашней одежде и в угнетённом состоянии духа. Звенислав сидел в комнате мрачнее дождевой тучи и внимательно рассматривал свой меч. Радмила даже не знала вначале, что и сказать, увидев мужа в полной неготовности идти на пир. Она подошла к нему и раздражённо спросила:
— А почему ты до сих пор не переоделся? Мы же уже опаздываем во дворец. Может, ты заболел?
Воевода отложил меч на стол, посмотрел в окно отсутствующим взглядом и сухо ответил:
— Я не пойду к князю Игорю.
Радмила даже присела в кресло от столь неожиданного заявления мужа.
— Что, значит, не пойду? — недоумевающе спросила она. — А как же праздник?
— Это не праздник, — ответил Звенислав.
— А что же это, по-твоему? — удивлённо проговорила Радмила. — Все люди радуются победе князя Олега, а ты говоришь, что это не праздник. Да ты же сам был в этом походе. Армией командовал. Вы же вместе с князем Олегом Царьград захватили. Ничего не понимаю.
— А тут и понимать нечего, — сказал Звенислав. — Да, я был в этом походе, командовал армией, но это была не война. Это было какое-то безумие.
Радмила изумлённо смотрела на мужа, и никак не могла понять, куда он клонит.
— Я во многих походах принимал участие, — продолжил Звенислав, — но в таком я ещё не был ни разу. Какая победа? Над кем? Если не считать морское сражение князя Олега с византийским флотом, в котором я не принимал участие, то и битв, то серьёзных не было. Но это ещё бы ничего страшного. Если бы ни одно ужасное обстоятельство, которое сводит на нет, весь успех этой войны.
Воевода замолчал. Радмила подождала некоторое время и сказала:
— Ну, продолжай, почему ты замолчал? Интересно узнать, какое обстоятельство может сделать безумством победу в войне?
— Цена этой победы, — ответил Звенислав. — Чтобы одержать, так называемую,
— Я, конечно, не воин, — резонно заметила Радмила, — но, насколько мне известно, война без смертей не бывает.
— Я говорю не о гибели воинов, — пытался пояснить ей Звенислав. — Я говорю об убийстве мирных людей, массовом и по жестокости невероятном. Мы убивали всех, мужчин, женщин, стариков и даже детей. А греческих священников сжигали вместе с их храмами. И это называется победой? Как можно вообще после этого веселиться?
Радмила недоверчиво посмотрела на мужа, затем поднялась, подошла к нему и сказала:
— Я помню, когда была маленькой Киев, захватили хазары. Так они тоже убивали всех подряд. Ничего не поделаешь, таковы законы войны. Захватчики всегда так поступают. Так, наверное, устроены все люди.
— Это плохое оправдание бессмысленной жестокости, — возразил Звенислав. — Так быть не должно.
— Но так есть, — проговорила Радмила. — И ты не сможешь этого отрицать. Что же ты хочешь, пойти против общепринятых правил? Так ты останешься один.
— Я и хочу остаться одни, — сказал Звенислав. — Поэтому и не иду на пир.
— Это глупо и бессмысленно, — возмутилась Радмила. — Ты так говоришь, как будто ты не воин, а греческий священник. Я ходила в их храм и слушала, чему они там учат. Всё их учение — это какая-то утопия. В Мире правят другие законы.
Звенислав и Радмила молчали. Это продолжалось некоторое время, потом Радмила раздражённо проговорила:
— Почему я не должна идти на пир, на котором будет весь Киев? Почему? Я всё время сидела дома, пока ты был в походе, как в заточении. Теперь, наконец-то, появилась возможность пойти повеселиться, а я не должна идти. Видите ли, у моего мужа начался приступ морализма. Была победа или не была победа? Мучительный вопрос. Не надо тебе мудрствовать, и всё усложнять. Царьград вы захватили? Захватили. Так чего тебе ещё надо? Люди погибли на войне? Ещё бы им не гибнуть. Да не бывает таких войн, где бы, не гибли люди. Тебе ли воину не знать об этом. Жалко людей, сиди дома и не ходи в походы. Вот и вся мораль.
— Видишь, как ты сейчас заговорила, — сказал Звенислав. — А те слова, что ты мне говорила, когда провожала в поход, помнишь? Похоже, что это была ложь.
— Ну, ты себе как знаешь, — недовольно произнесла Радмила, — ложь или не ложь, а я на пир пойду. Сама пойду, если ты не хочешь. И буду там веселиться со всеми. А ты можешь оставаться наедине со своей совестью, раз тебе с ней интереснее, чем со мной.
Уже перевалило за полночь, но пир был в самом разгаре. Гости, влив в себя порядочное количество хмельных напитков, дошли до такой стадии, что даже их попытки петь застольные песни заканчивались неудачей. Они то забывали слова песни, то сбивались с мотива, а иной раз одновременно начинали петь совершенно разные песни. Братислав, обычно сдержанный к хмельному, почему-то позволил себе лишнего. Князь почувствовал, что у него кружится голова, и все предметы у него в глазах начали расплываться и пошатываться. Братислав поднялся из-за стола и решил выйти на свежий воздух.
«Не хватало ещё, чтобы свалился здесь прямо в зале, — подумал князь. — Надо пойти освежиться на улицу».
Радмила после ссоры с мужем решила расслабиться и не ограничивала себя в принятии хмельных напитков. Хоть Радмила и знала, что вино делает её внутренне свободной до такой степени, что она даже забывает, что замужем. Боярыня всё равно себя не ограничивала в этом. Уж сильно Радмила рассердилась на Звенислава. А, может, просто её натура взяла над ней верх. Но была и ещё одна особенность её характера, которая обязательно проявлялась, когда Радмила выпивала лишнего. И о ней боярыня тоже хорошо знала, но и тут поделать с собой ничего не могла. Природа всегда побеждала сознание Радмилы в таких случаях. Дело было в том, что Радмилу безудержно тянуло к мужчинам, когда она была пьяная. И особой разборчивости она не проявляла в такие моменты.