Игра без правил
Шрифт:
— Не забывайся, Анри де Ланьяк. Хоть ты и хранитель карты, я вовсе не обязан тебе помогать. Я не твой слуга, и даже не твой личный советник! И напомню — ты не у себя в замке!
— Извини, — пробормотал маркиз, от возмущений Мага у него заломило в висках, — не подумал. Подскажи, пожалуйста, что делать.
— Они тебя послали самого, знали, что меня отыщешь, — сказал недовольно Маг, улыбнулся натянуто. — Знали, плуты. Никак Плут и насоветовал…
— Какой плут?
— Не важно.
— Так что делать? — Обожаю этот вопрос, — ответил Маг, обнажил крупные белые зубы, захохотал громко и грубо, даже щеки затряслись. — Поверь
Часть вторая. Noire tour (Чёрная Башня)
Глава 16. Черное крыло
Иноземье. Харшавр. Черная башня.
Черная башня давно перестала быть просто башней. Она и не строилась как укрепление, скорее — крепость, неприступная твердыня. Достаточно только взглянуть на узкие зловещие щели бойниц, десятифутовой толщины стены из зачарованного камня, чтобы понять — тут не поможет даже могучий лучемет, не говоря уже о банальном таране.
Черная башня — вне времени, она не стара и не молода, неизвестно кто строил ее, кто заложил камень в основании. Кто — то из Архонтов, или она возникла даже до них? Ответить мог только один человек — хранитель башни. Хранитель старшего аркана — Архонт, один из двенадцати владык пространства и времени.
Больше всего зачарованный камень напоминал черный гранит, отполированный до ослепительного блеска, гладкий как стекло. А как же привлекал безупречный цвет, никакой примеси, никаких вкраплений красного или серого. Только черный.
Многие знали, что крепость перестраивалась, и не единожды. С каждым разом твердыня становилась все массивнее, неприступнее, а стены поднимались выше. Но только хранителю известно: к глянцевому граниту не прикасалась рука смертного, его не ломали ни ломом ни кайлом, в каменоломнях не рубили новых блоков. Черная башня растет, сама, без помощи строителей, и рабочих.
Твердыня, просто несокрушима, ее невозможно взять ни приступом, ни осадой, со всех сторон башню защищают зоны искривленного пространства и временные петли, а это все равно, что непроходимое болото. Любой, даже умелый маг обязательно угодит в западню, где потеряет силы и либо бросит напрасную затею, либо погибнет, обескровленный и слабый, в мире — ловушке. Единственная дорога, ведущая в континуум Черной башни настолько узка, что найти может лишь хранитель. Это место, в котором можно прятаться тысячелетиями, не страшась никого и ничего, или вечность томится в заточении, не имея и малейшей надежды на побег.
Хранительница смотрела на свое прекрасное отражение в зеркале. Длинные золотистые волосы широким водопадом сбегают до середины плеч, прикрывают высокую и полную грудь. На чистом, молодом и ухоженном лице нет и малейшего изьяна. Большие серые глаза тонко подведены черным, что подчеркивает их яркость. Крупные губы выглядят сочно, ярко блестят от помады, их так и хочется коснуться, поцеловать, ощутить их жар.
Леонор с огромным усилием отвернулась от зеркала и взглянула на стоящего позади мужчину. Хватит любоваться собой, она обязана сегодня предстать перед советом старейшин, где уже на равных будет вести разговор с остальными одиннадцатью. Теперь она Архонт, держатель одной из карт всевластия. В ее распоряжении могучая Сила и Черная башня, с ее желаниями придется считаться. Не зря держателя
От раздумий на душе становилось тяжело, свет в глазах тускнел, Леонор сказала невесело:
— Дорогой, ты отправишься со мной на совет, или подождешь здесь?
— Я иду с тобой, — твердо ответил Фарамонд. — Пускай ты и Архонт, но я по — прежнему люблю тебя. А может и сильней. Сила делает тебя еще желанней, еще краше.
— Да, власть красит кого угодно, — промурлыкала довольно Леонор, прикрыла глаза. — Но вот вопрос, любишь ли ты меня, или ту власть, что со мной? Ту Силу, что теперь моя по праву?
Фарамонд едва не подавился воздухом, приложил ладонь к груди, сказал хрипло:
— Как ты могла такое сказать? Разве я когда — либо давал тебе повод так думать?
— Нет, — ответила она примирительно. Хотя знала, Фарамонда давно гложет жажда власти, он никогда не обладал даже младшим арканом. Любая из карт для него как кусок хлеба для голодающего. Но голодным опасно давать пищу, желудок, отвыкший от еды, не справится, и человек, вместо того чтобы наполниться жизнью, забьется в агонии. Так и Сила, не привыкший к ее потокам сгорит как восковая свеча, поднесенная к дикому, ревущему пламени.
— У меня есть для тебя подарок, — сказала Леонор, хитро сощурила глаза.
Фарамонд удивленно повел бровью:
— Подарок? Какой же?
— Королева перейдет к тебе, — ответила она мягко, подошла к барону вплотную.
— Королева, ко мне? — низким грудным голосом произнес Фарамонд, нежно прикоснулся к обнаженной груди, маркизы, провел пальцами по нежному светло — коричневому соску. — Ты моя королева.
— И все — таки, — прошептала сладко она, — ты примешь мой дар?
— Да, — сказал он твердо, чувствуя, как внизу живота заиграла кровь. — Я приму твой дар.
От такого щедро подарка Фарамонд не мог отказаться, да он как и прежде обладает могучим Харнским артефактом. Скларт дает возможность странствовать по мирам, этого не может ни один из младших арканов. Скларты создавали Архонты древности, могучие чародеи Харна. Кроме того, он слышал, доска имеет несколько уровней, и мастер может путешествовать между ними, открывая миры прошлого и будущего. Скларт — это такой же источник Силы как и младший аркан. Но если соединить их вместе…
Фарамонд загадочно улыбнулся, обнял Леонор за плечи:
— Это больше чем я мог себе представить, ведь королева была с тобой с самого детства. Она сделала тебя такой, какой ты есть. Даже не верится, что ты можешь расстаться с ней ради меня.
— А ты поверь, — сказала она серьезно, — теперь она твоя.
Леонор подняла правую руку вверх, расставила в стороны пальцы, веки плавно опустились, длинные пушистые ресницы легли на щеки. Фарамонд залюбовался ее красотой, дыхание стало горячим, жгло ноздри, во рту вмиг пересохло.
В воздухе, в дюйме от кончиков пальцев маркизы, вспыхнул ослепительный свет, будто маленькая звезда загорелась прямо под сводами башни. В стороны брызнули яркие белые лучи, красочные искорки закружились, как снежинки в зимнем танце, плавно осыпались на глянцевый черный пол. Когда свет угас, в ладони лежала потертая, потемневшая от времени бумага.