Игра Джералда
Шрифт:
Неужели не усомнилась бы? Конечно, нет. На это не последовало никакого возражения, и тут пришло внезапное прозрение, к которому Джесси шла почти тридцать лет. Отец читал ее, как открытую книгу, – он знал ее секреты так же, как знал акустику коттеджа у озера.
Она была не соблазнительницей, а жертвой. Джесси боялась потока отрицательных эмоций за этим печальным выводом – ведь она стала игрушкой человека, чья первая и главная задача заключалась в том, чтобы любить и оберегать ее. Но эмоций не было. Возможно, это объяснялось улучшением ее состояния. Мысль эта принесла облегчение: как бы ни было мерзко
«Нет, это уж слишком, – подумала она. – Вот если бы он изнасиловал меня, все было бы иначе. А так.., это было просто происшествие, конечно, неприятное, но если ты хочешь узнать, что такое настоящая беда, то посмотри на себя и вокруг сейчас. Точно так же я могла бы винить миссис Жилетт за то, что она ударила меня по руке, когда мне было четыре года. Или прочие грехи, которые я не отмолила. К тому же то, что он сделал со мной на веранде, имело продолжение в спальне».
И не нужно сна, чтобы этот эпизод явился перед ее глазами: он всегда был тут, только руку протяни.
Глава 21
Когда она увидела отца, стоявшего в дверях спальни, первым инстинктивным движением было скрестить руки и закрыть груди. Потом она встретила печальный, виноватый взгляд его глаз и опять опустила руки, хотя и чувствовала, как краска выступает на щеках, делая ее лицо, она знала это, неживым, кукольным. Ей пока нечего (ну почти нечего) было скрывать, однако она чувствовала себя совершенно незащищенной и настолько смущенной, что ощутила, как с головы до ног покрылась гусиной кожей. Она вдруг подумала:
«А что если они вернутся раньше? А что если она войдет сейчас и застанет меня вот так, без майки?».
Смущение обратилось в стыд, стыд – в страх, и все же, когда Джесси натянула майку и начала ее поправлять, она ощущала, что ее переполняет другое, более сильное чувство: это был гнев, почти такая же ярость, как и вчера, как в тот момент, когда поняла – Джералд знает, что она имеет в виду, но делает вид, будто не понял этого.
Она рассердилась, потому что не хотела испытывать смущение и страх. Все же это был взрослый человек, ее отец, и это он испачкал ее трусики, он должен был испытывать смущение и стыд, но все происходило как-то не так. Совсем не так!
Когда она привела в порядок майку и заправила ее в шорты, гнев уполз в свою нору. Но ей продолжало мерещиться, что мать неожиданно вернулась. И ее не может обмануть то, что Джесси одета: на их лицах просто написано, что случилось нечто дурное, важное, как жизнь, и столь же гнусное. Она это чувствовала.
– Что с тобой, Джесси? Голова не кружится?
– Нет.
Она попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Она ощутила, как слеза покатилась по щеке, и попыталась незаметно смахнуть ее тыльной стороной ладони.
– Прости меня! – Голос отца дрожал, и она с ужасом увидела слезы в его глазах; Господи, все хуже и хуже… – Мне очень жаль…
Он
– Папочка?
Он посмотрел на нее через полотенце. Слез больше не было. Если бы Джесси их не видела, она могла бы поклясться, что их и не было никогда.
Вопрос застрял у нее в горле, но она вынуждена, вынуждена его задать!
– А мы должны.., должны сказать об этом маме?
Отец судорожно вздохнул. Джесси ждала, и ей казалось, что у нее сердце бьется в горле. После паузы он ответил:
– Я думаю, да, а как ты полагаешь?
Ее сердце упало.
Она пересекла комнату, подошла к нему, слегка пошатываясь, словно ее ноги стали ватными, и положила ему руки на шею.
– Пожалуйста, папочка, не надо! Пожалуйста, не говори ей! Прошу тебя. Пожалуйста… – всхлипывая, она прижалась к его груди.
Он обнял ее, как обнимал всегда.
– Мне тоже не хотелось бы, – сказал он, успокаиваясь, – потому что мы и так не очень-то хорошо ладим в последнее время, лапа. И меня удивило бы, если бы ты этого не знала. А это могло бы и вовсе испортить наши отношения. Она в последнее время.., была не очень-то.., внимательна ко мне, вот почему это и случилось сегодня… У мужчины есть.., какие-то потребности. Ты когда-нибудь это поймешь…
– Но если она узнает, она скажет, что это я виновата!
– О нет, я не думаю, – сказал Том, и в голосе его слышны были удивление и нерешительность. Джесси слушала его слова, как смертный приговор. – Не-ет, я уверен, что она…
Джесси посмотрела на него широко раскрытыми покрасневшими глазами.
– Пожалуйста, папочка, не говори ей! Прошу тебя! Пожалуйста, не надо! Он поцеловал ее в лоб.
– Но.., я должен. Джесси. Мы должны сказать.
– Почему? Почему, папочка?
– Потому что…
Глава 22
Джесси передернулась от страха и холода. Цепочки звякнули: кольца ударились о стойки. Тусклый свет осеннего утра сочился сквозь восточное окно. Она снова закрыла глаза.
– Потому что ты не удержишь это в секрете, – проговорил Том медленно, – и если уж это выяснится, то лучше для нас обоих, чтобы это стало известно сейчас, чем через месяц или через год. Или далее через десять лет.
Как умело он манипулировал ею: сначала извинение, потом слезы, а потом, как у фокусника с платком, – гоп! – и его проблема стала ее проблемой. Води-води-води – да только не гляди. В конце концов она поклялась ему, что не выдаст этот секрет никогда, и даже под пыткой, даже раскаленными щипцами из нее не вытащат этой тайны.
Да, она обещала ему сквозь слезы, сама не своя от страха. Наконец он перестал качать головой и просто стоял и смотрел в окно суженными зрачками, сжав губы.
– Ты никогда никому не скажешь… – произнес он через несколько минут, и Джесси почувствовала облегчение, когда прозвучали эти слова. Не сами слова были важны, а тон, которым они были сказаны. Джесси слышала этот тон не раз и знала, что мать не выносит его. Джесси никогда бы не подумала, что она окажется на месте своей матери. «Я меняю свою точку зрения, – говорил этот тон, – и хотя это против моих принципов, я уступаю тебе, потому что я умнее».