Игра Эндера
Шрифт:
— Эндеру нечего было стыдиться.
И девочка заплакала, заплакала от собственного стыда: она предала Эндера и забыла его.
— Почему ты плачешь?
Валентина опять покачала головой. Она не могла объяснить, каково это — думать о младшем брате, таком хорошем, которого она так долго защищала, а потом вспомнить, что теперь она союзница Питера, его рабыня, беспомощная марионетка в его замыслах. «Эндер никогда не поддавался Питеру, а я переметнулась, стала его частью. Эндер никогда бы не согласился на такое».
— Эндер никогда не уступал, —
— Чему?
— Питеру. Он не хотел походить на Питера.
Они молча шли вдоль штрафной площади.
— А разве Эндер мог стать похожим на него?
Валентина пожала плечами:
— Я ведь уже сказала.
— Но Эндер ничего такого не делал. Он был просто маленьким мальчиком.
— Да, и мы оба хотели… хотели убить Питера.
— А.
— Нет, не так. Мы не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что желает чего-то подобного. Я только думала, что он тоже… Я так думала, не Эндер.
— А чего же хотел он?
— Дело в том, чего он не хотел.
— Хорошо. Так чего он не хотел?
— Питер мучит белок. Прикалывает к земле за лапки, сдирает живьем шкурку, а потом сидит и смотрит, как они умирают. То есть он так раньше поступал, после того как Эндер уехал от нас. А сейчас перестал. Но это было. Если бы Эндер узнал, если бы Эндер видел это, наверное, он бы…
— Что? Спас белку? Попытался ее вылечить?
— Это уж вряд ли. Тогда… сделанное Питером нельзя было исправить. Нельзя было встать у него на пути. Но Эндер был бы добр с белками. Понимаете? Он бы их кормил.
— И они стали бы ручными, чтобы Питеру было легче их ловить.
Валентина снова заплакала:
— Что бы вы ни делали, все идет Питеру на пользу. Все помогает ему, все, и не ускользнуть от него, не спрятаться.
— Ты помогаешь Питеру? — спросил Графф.
Она не ответила.
— Неужели Питер настолько плохой человек?
Она кивнула.
— Самый плохой человек в мире?
— Откуда мне знать? Самый плохой из тех, кого я встречала.
— И все же ты и Эндер — его брат и сестра. У вас одни и те же гены, одни и те же родители, как может он быть настолько плохим, если…
Валентина повернулась к нему и закричала — закричала так, будто бы он ее убивал:
— Эндер не такой! Он не похож на Питера! Он тоже умный, но это все. А во всем остальном не похож! Совсем! Совсем! Не похож! Ни в чем! Они не похожи!
— Понимаю, — ответил Графф.
— Я знаю, что вы сейчас думаете! Знаю все ваши поганые мыслишки! Вы думаете, я ошибаюсь, а Эндер такой, как Питер. Может, это я… я похожа на Питера, но не Эндер, только не Эндер. Я повторяла ему это, когда он плакал, и каждый раз, много-много раз говорила: «Ты вовсе не похож на Питера, тебе не нравится причинять людям боль, ты добрый и хороший, в тебе нет ничего от старшего брата».
— И это правда.
Его уступчивость все-таки успокоила ее.
— Еще бы это не было правдой. И будьте вы все прокляты.
— Валентина, ты поможешь Эндеру?
— Теперь я ничего не могу для него сделать.
— Можешь.
— Я могу увидеть Эндера?
— Нет. Ты напишешь ему письмо.
— И что это даст? Эндер не отвечает на письма.
Графф вздохнул:
— Он отвечал на все до единого письма. Разумеется, из тех, что получал.
Потребовалась секунда, чтобы она поняла.
— Какие же вы все-таки сволочи.
— Изоляция — это идеальная среда для творческой личности. Нам нужны его идеи, а не… Не важно. Я не собираюсь оправдываться перед тобой.
«Именно это ты и пытаешься сделать», — подумала она, но промолчала.
— Он перестал развиваться. Плывет по течению. Мы подталкиваем его, а он не хочет идти.
— Может, я окажу большую услугу Эндеру, если пожелаю вам поцеловать собственную задницу?
— Ты уже оказала нам бо`льшую услугу. Но можешь помочь еще больше. Напиши ему письмо.
— Обещайте, что не измените ничего в моем письме.
— Этого я не могу обещать.
— Тогда забудьте.
— Нет проблем. Напишу сам. У нас есть твои старые письма, и мы легко сможем подделать стиль. Не так уж это и трудно.
— Я хочу видеть его.
— Он получит первый отпуск в восемнадцать лет.
— Обещали в двенадцать.
— Правила изменились.
— Почему я должна помогать вам?
— Да не мне. Эндеру. И какая разница, что тем самым ты оказываешь услугу нам?
— Что же такое вы делаете с ним там, у себя, наверху? Вы страшные люди.
— Милая моя Валентина, — усмехнулся Графф, — самое страшное для него еще впереди.
Эндер успел просмотреть первые четыре строчки письма, прежде чем сообразил, что оно пришло не от кого-то из товарищей по Боевой школе. Оно появилось, как все другие письма, — когда он включил компьютер, на экране загорелось: «ВАМ ПИСЬМО». Он прочел четыре строчки, потом прервался, заглянул в конец, нашел подпись. Вернулся к началу, а потом, свернувшись калачиком на койке, принялся раз за разом перечитывать письмо:
ЭНДЕР!
ДО СИХ ПОР ЭТИ ГАДЫ ПРОСТО НЕ ПРОПУСКАЛИ МОИ ПИСЬМА. Я ПИСАЛА ТЕБЕ СОТНИ РАЗ, А ТЫ, НАВЕРНОЕ, ДУМАЛ, ЧТО Я ТЕБЯ СОВСЕМ ЗАБЫЛА. НО Я ПИСАЛА. Я НЕ ЗАБЫЛА ТЕБЯ. Я ПОМНЮ ТВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. ПОМНЮ ПРО ТЕБЯ ВСЕ. КТО-ТО МОЖЕТ ПОДУМАТЬ, ЧТО ТЕПЕРЬ, ЗАПИСАВШИСЬ В СОЛДАТЫ, ТЫ СТАЛ ЖЕСТОКИМ И ЗЛЫМ, КАК СПЕЦНАЗОВЦЫ НА ВИДЕО, И ТЕБЕ НРАВИТСЯ ПРИЧИНЯТЬ ЛЮДЯМ БОЛЬ. НО Я-ТО ЗНАЮ, ЧТО ЭТО НЕПРАВДА. ТЫ СОВСЕМ НЕ ПОХОЖ НА САМ-ЗНАЕШЬ-КОГО. ОН ВРОДЕ БЫ СТАЛ ВЕСТИ СЕБЯ ПОПРИЛИЧНЕЕ, НО В ДУШЕ ВСЕ ТА ЖЕ СУКА ТРУЩОБНАЯ. МОЖЕТ, ТЫ КАЖЕШЬСЯ ЗЛЫМ, НО МЕНЯ ТЕБЕ НЕ ОБМАНУТЬ. А Я ВСЕ ТА ЖЕ, ГРЕБУ ПОЛЕГОНЬКУ, ДЕЛА ПОТИХОНЬКУ.
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ГУСИНЫЕ ГУБКИ.
ВЭЛ.
НЕ ОТВЕЧАЙ. ТВОЕ ПИСЬМО НАСКВОЗЬ ПРОАНАЛЛИЗИРУЮТ.