Игра, финал которой - жизнь
Шрифт:
– Мы не знаем, что заставило валькирий это сделать, но они говорили, что Розалине лучше было жить в мире магии. – Брендон покачал головой. – Едва ли моя сестра могла желать меня обмануть. И мы с Лили просим вас не говорить ничего Розалине. Так будет лучше… Мы рассказали все вам, только чтобы вы были уверены, что не ошиблись.
– Хорошо, - Реддл поднялся. – Я ничего не скажу мисс Браун. Думаю, валькирии знали, что делали. И да, Брендон, я был очень рад с вами повидаться. Мой визит был направлен не только на выяснение этой информации, но и просто на то, чтобы увидеться со старым другом.
– Тем более что я сам тебя пригласил, - Брендон поднялся и вслед за гостем вышел в
– А должна была что-то сказать? – нахмурился мужчина. Брендон оглянулся на вышедшую в холл жену. Та едва заметно кивнула ему.
– Нет, просто… Я подумал, не может ли она догадываться о том, что…
– Она искренне уверена в этом, - Реддл улыбнулся. На верху лестницы послышались легкие шаги. Девушка в голубом платье до колена и стареньких туфельках показалась на верхней ступеньке. Ее длинные густые локоны спускались по хрупким плечам. Брауны обменялись понимающими взглядами. Сказать Реддлу о том, что он выбор их дочери, они не могли. Розалина должна была сделать это сама, когда придет время. Или не сказать, как и вышло у Вирджинии… В любом случае, принимать это решение предстояло исключительно Розалине.
– Невежливо не провожать гостей, - смущенно улыбнулась девушка. Она торопливо сбежала по ступенькам и подошла к Реддлу и отцу. – До свидания, мистер Реддл! – девушка подняла на него огромные глаза в обрамлении пушистых ресничек. В их глубине сверкнуло что-то странное…
– До свидания, Розалина, - улыбнулся мужчина, скользнув взглядом по ее лицу. – Думаю, я поговорю с Дамблдором и со своим начальником и после Пасхи мы позанимаемся подготовкой к аврорату… - он покинул гостеприимный дом. Розалина, проводив его взглядом, ускользнула наверх. Обмакнув перо в чернила, девушка, прикусив нижнюю губку, начала писать письмо… Скомкав несколько листов пергамента с множеством перечеркнутых слов и даже целых абзацев, она лишь поздно вечером закончила письмо, просящее Наставницу Оливию о скорейшем визите и помощи. Помощи для Розалины крайне важной…
***
– Очень длинное письмо, - Оливия дочитала наконец текст и отложила пергамент в сторону. – Но если коротко, Розалина очень настоятельно просит помочь. Она сделала огромную ошибку и теперь не знает, как ее исправить. Долохов сделал ей предложение…
– И что же она ему ответила? – женщина, стоявшая спиной к ней у широкого окна, открывавшего вид на красивую оранжерею, в черном плаще в пол, сцепила в замок тонкие бледные пальцы.
– Дала согласие, - Оливия тяжело вздохнула. – До такого мы, как правило, не доводим, Анна. Вы сами знаете, насколько это опасно. Тем более в случае Розалины. Мы не знаем, как сильно ее дар скажется на его к ней отношении и без того. Так мало этой опасности – он сделал ей предложение!
– Я знала об этом, - холодно заметила женщина.
– Знали и не попытались воспрепятствовать?! Анна, он… Кто знает, что из этого выйдет? Я хотела дать совет, но вы не пускали меня… А ведь успей я раньше – этого не произошло бы! – Говьер вскочила на ноги. – Нельзя было доводить до этого и я говорила об этом!
– Это должно было произойти, - женщина в черном плаще медленно обернулась лицом к взволнованной валькирии. – Я знаю…
– Что именно? – Оливия подошла к Экале, заглянув той в черные глаза. – Что именно ты знаешь, Анна?
– Я знаю, что из этого выйдет… - Женщина вздохнула. – Знаю, что ты жалеешь девочку и переживаешь за нее, что ты боишься последствий. Но вспомни третье правило Кодекса.
– Чтобы спасти многих, иногда нужно пожертвовать жизнью одного… - прошептала валькирия.
– Именно, - Анна кивнула. – Розалина родит
– Мерлин, - Говьер тяжело опустилась на ближайший стул. – Она использовала дар во вред?
– Да. Более того, она едва не надела Диадему Света. Представь, что было бы, надень она ее… Мне удалось тогда скрыть от нее и Хранителей корону, ценой страшного сражения ее забрав, ценой многих жизней… Но было предречено кое-что… - она сглотнула и опустилась в соседнее с Говьер кресло. – В тот день, когда падет Темный Лорд, когда часы во Дворце Сов пробьют полдень, валькирии потерпят поражение и мир накроет тьма более страшная, Хранители Равновесия достигнут небывалого ранее могущества и им покорится мир. Все умы и сердца людей подчинятся им по приказу, отданному Темной Валькирией Диадеме Света…
– Но она ведь разбила маховик! Значит, все было совершенно плохо? И зачем это было ей-то это делать?
– Долгая история, - Тезла-Экала покачала головой. – Могу сказать лишь, что Темный Лорд тогда пал. Маховик разбит был еще до полудня. Она нарушила все древние заветы нашего Ордена, все традиции, все, во что мы верим и чему служим. Но у нее все же был выбор…
– Из-за выбора? – ахнула Оливия. Анна кивнула.
– Его смерть стала последней каплей на ее пути к исполнению второго варианта пророчества. К переходу на эту версию событий. Но сейчас она должна родиться снова, и при иных обстоятельствах. От тех же людей. И получить дар, став Валькирией Британии… Вот ради чего я отдала Розалину Браунам и почему Вирджиния по моему указанию передала дар именно ей.
– И что же… Что ждет Розалину? – Оливия тяжело сглотнула. В общем-то, ответа Анны не требовалось. Существовали всего несколько способов передать дар другой женщине. Самый распространенный и частый – смерть.
– Вот для этого и нужно было, чтобы их отношения зашли дальше, чем простые прикосновения и взгляды. Чтобы у него родилась прочная и большая надежда. Такая, которую не разорвет ее отказ… - отозвалась Анна. Говьер с тихим стоном закрыла глаза.
– Он ее и должен убить? – прошептала она. Экала, поднявшись, поправила воротничок платья, надетого под плащом.
– Да… Именно так. И он это сделает. И да, Оливия. С Розалиной поговорю я сама…
***
Февраль принес с собой мокрый снег и промозглый ветер. Тоскливое серое небо висело над замком, пока еще не обещая скорого прихода весны. Розалина с нетерпением ждала ответа Оливии или ее визита, отправив письмо в тот же день, как вернулась в Хогвартс.
Ее отношения с Долоховым становились все страннее и непонятнее, приобретая форму какой-то странной игры в любовь. Она по-прежнему ходила с ним в Хогсмид на выходных, делала вместе с ним домашние задания, сидела за одной партой, когда у Равенкло и Слизерина были общие уроки. Они играли в волшебные шахматы и заколдованные снежки. Но с каждым новым днем это все больше напоминало отношения, что были между ними до летнего первого поцелуя. Дружбу. Поцелуи, раньше сопровождавшие каждую встречу наедине, стали практически редкостью, и инициатором уже никогда не выступала Розалина. Напротив, прикосновения ее и ответы на его объятия становились все холоднее. Пропасть между ними стала шире, но тоненькая ниточка связывала прочнее стального троса… Одному из них суждено было стать убийцей, другой – жертвой… И каждый день приближал их к моменту, когда фигурки на чужой доске окажутся в положении, именуемом «мат»… И игра закончится.