Игра Хаоса. Часть первая
Шрифт:
Порыв штормового ветра неожиданно ударил маасари, заставив выпустить из рук оружие. Сверкнув, он упал куда-то в кусты. За порывом ветра последовали ледяные осколки. Огромные и острые, они понеслись вперёд. Маасари запаниковал. Не ожидая ответной атаки, он пытался уйти, но скорости его крылышек явно не хватило. Один за другим острые куски льда ударялись о вспыхивающую защитную преграду игрока. Не выдержав ударов, она исчезла. Осколки полосонули по крылу мотылька, проделав в нём широкий разрез.
Стараясь не упускать инициативу, я нанёс новый удар. Стая железных воробьёв! С механическим жужжанием глупые создания
Но главное было сделано: пока он лечился и отбивался от моих воробьёв, я успел призвать Птицелова. Непонятное создание больше всего было похоже на грустного карлика, чуть больше метра высотой, покрытого тёмно-серой шерстью. В мускулистых руках карлик сжимал короткое копьё и небольшую сетку с вплетёнными в неё камнями. Взглянув на маасари, Птицелов бесшумно исчез в кустарнике, устремившись к жертве.
Разделавшись с воробьями, мотылёк нанёс ответный удар. Звуковая волна, ударившая из его жезла, сбила меня с ног и опрокинула на спину. Я пытался зажать ладонями уши, чтобы хоть немного ослабить сводящий с ума звук. Кажется, я сам орал, пытаясь перекричать поток звука, терзавший мой мозг. В тот миг я мечтал скорее оглохнуть. А потом всё внезапно стихло.
Уставившись на свои руки, я увидел, что они в крови. Кажется, у меня лопнули барабанные перепонки. Неуклюже встав на колени, я взглянул на небо, и ослепительная вспышка белого пламени заполнила его, а потом навалилась темнота. Сияние мёртвого солнца; кажется, это было оно. Теперь я ещё и ослеп. Я попытался бежать, обо что-то споткнулся, встал, снова побежал, а потом стало очень холодно. Настолько холодно, что я уже не мог шевелиться. Даже думать было больно.
Когда ко мне вернулось зрение, Мотылёк парил в паре шагов от меня. Кажется, он что-то говорил, но я всё равно ни хрена не слышал. Вот, кажется, и всё. Это конец. Как-то внезапно навалилась усталость и желание быстрее с этим покончить. Я устал куда-то бежать, строить планы; даже и не пожил толком, а уже помирать пора. Жаль мальчишку: без меня он в Игре долго не протянет. Да и других я, получается, подвёл. Старика ю-мари и весь его народ вместе с ним. Некому будет передать весть о них. Да и радужный камень сэкхеев вряд ли вновь вернётся в их несчастный мир. Было немного обидно, что я гибну так глупо. Окажись я в этом месте с Книгой, полной боевых карт, и бой сложился бы по-другому.
Мотылёк, видимо, заметив, что я всё равно его не слышу, поводил немного жезлом передо мной. Боль в ушах исчезла. И не жалко ему лечение тратить!
– Ты хорошо сражался для бескрылого.
– Ты тоже дрался достойно, маасари. Для меня было честью сражаться с тобой. Если пришла пора уходить, скулить и молить о пощаде я не буду. Не хочу поганить трусостью последние минуты жизни.
– Твоя кровь даст мне новые силы!
– пропищал мотылёк. Из его ротового отверстия выдвинулся хоботок.
И тут до меня дошло. Твою мать, да эта тварь меня
Я не сразу понял, что потом произошло. Сильный толчок бросил мотылька на меня. Подавшись вперёд, он упал мне под ноги, и судорожно забил крыльями по земле. Я посмотрел на него, и увидел торчащее из спины древко копья. Из раны толчками била густая жёлтая кровь. Маасари неуклюже ворочал крылышками, а к нему не спеша ковылял Птицелов. Склонившись над умирающим игроком, он одним быстрым движением свернул ему шею, а потом, присев на корточки, наблюдал, как гаснут, теряя окраску, его крылья.
Действие замораживающего заклинания окончилось как-то неожиданно, и я, обессиленный, упал на землю рядом с Птицеловом. Ни мыслей, ни слов - ничего не было. Просто пустота. Полное опустошение. Ещё миг назад я думал, что я умру, а теперь я жив, и смотрю на своего дохлого врага. Невероятно!
Сильно захотелось закурить. Порывшись в сумке, я нашёл две сигары, и с трудом, трясущимися руками, зажёг одну, а вторую, непонятно зачем, протянул Птицелову, который также, не раздумывая, засунул её в рот и принялся жевать. Я курил, он жевал, мотылёк остывал, а листья и трава вокруг тихо шелестели. Я не знаю, сколько мы так сидели: может быть, миг, а может быть - вечность.
– Спасибо, - зачем-то сказал я Птицелову. Карты не говорят и не думают. Они - лишь инструменты в руках игроков; так нас учили в Школе испытаний.
Сплюнув на землю, карлик долго смотрел на жёлтый от табака плевок, а потом ответил:
– Пожалуйста.
Если бы со мной заговорили кусты или моя недокуренная сигара, выпавшая изо рта, наверное, я бы и то меньше удивился. Всё ещё не до конца понимая, что вокруг творится, я тупо спросил:
– А ты разве умеешь говорить?
Карлик, меланхолично продолжая жевать, негромко ответил:
– Раньше не мог, а теперь могу.
"Я всё-таки спятил" - решил я про себя.
– "Наверное, у меня контузия после звуковой волны или ещё какое расстройство. Но на всякий случай я ещё раз сказал:
– Спасибо, Птицелов.
Карлик, перестав жевать, наконец, соизволил на меня взглянуть.
– Я не птицелов, а Глуум.
Ну Глуум, так Глуум. Не буду спорить с собственной больной башкой: ей и так сегодня немало досталось. Всё ещё трясущимися от волнения руками, я быстро обшарил труп мотылька. Вещей у него было немного: небольшой поясной кошель на шесть карманов и погасший Медальон, на котором я увидел шестнадцать заполненных ступеней. Не понял? Как такое возможно? Я же сам видел, что у него их было шесть! Откуда взялись ещё десять?
И тут до меня стало доходить. Твою же мать! Этот ублюдок был, наверняка, сильным менталом; может, ещё и зелья усиления выпил. Он же всё время дурил мне голову, заставляя видеть то, что он хотел. Я с ненавистью плюнул на поверженного врага. Вот же тварь! Мало того, что в два раза сильнее меня был, так ещё и поиздеваться решил, сожрать живьём, послушать, как я вопить буду! Это тебя, гад, и подвело: прихлопнул бы меня сразу, без затей, и был бы жив. А теперь я буду жить, а твои карты послужат мне в боях!