Игра или страсть?
Шрифт:
Марион понимала, что ведет себя неразумно, что ей следует попросить служанку отыскать Мэнли, но ею вдруг овладело ужасное беспокойство. Она должна срочно найти сумочку. Никто, кроме нее, не должен к ней прикасаться.
Марион схватила с кровати свою накидку.
– Я оставила в карете сумочку, – сказала она. – Пойду заберу ее.
Она приказала сестрам никуда не выходить из комнаты и захлопнула дверь.
Мэнли нигде не было, и среди множества карет во дворе она не могла отыскать карету Эша, поэтому Марион подошла к конторке и спросила, прибыл ли лорд Денисон. Хозяин гостиницы направил ее в комнаты
– Мне пришлось переселить оттуда двух грумов лорда Леннокса, чтобы разместить лорда Денисона, – сказал он, – но там не место для леди. Почему бы вам не вернуться в свою комнату, а я, как только будет свободная минутка, пошлю кого-нибудь за лордом Денисоном?
У нее не было времени ждать, тем более что перед конторкой толпилось множество людей, требующих внимания владельца. Услышав, что свободных комнат нет и им придется ночевать в каретах, они готовы были наброситься на него с кулаками.
По обрывкам разговоров Марион узнала, что дорогу на Брайтон размыло и что путешественникам приходилось делать крюк в несколько миль, чтобы найти ночлег. Марион не было до этого дела. Все, что ей нужно, – это ее ридикюль.
Один из конюхов показал ей дверь в комнату лорда Денисона. По выражению его лица она видела, что он крайне удивлен появлением леди в этом сугубо мужском месте. Она поблагодарила конюха и стала взбираться по каменным ступенькам на узкий балкон, выходящий во двор.
Она была уже почти у двери, когда кто-то внутри назвал ее имя, не лорд Денисон, а кто-то другой. Брэнд Гамильтон. Без раздумий она прижалась спиной к стене. Маленькое окно было открыто, и лорд Денисон стоял возле него, выпуская наружу струи табачного дыма.
– Я удивлен, – сказал он, – что ты счел необходимым оторваться от своих срочных дел и примчаться сюда, ведь мой посланец наверняка сказал тебе, что все под контролем.
– Я встретил твоего человека на перекрестке. К счастью, он узнал меня, а то я мог бы и не найти вас.
Очередное облачко дыма выплыло через открытое окно.
– Это был несчастный случай, ни больше ни меньше.
Послышался плеск воды, и Марион представила Гамильтона возле умывальника, смывающего дорожную грязь с лица и рук.
– Возможно, ты и прав, – ответил Брэнд, – но я знаю, что она боится кого-то.
После непродолжительной паузы лорд Денисон заметил:
– Это не связано с Лонгбери, иначе она бы туда не ехала.
– Точно. Я думаю, она бежит от бывшего ухажера, но не уверен. Подай мне полотенце.
Разрази гром этого человека! Откуда он мог узнать? Очевидно, та же мысль пришла и в голову Денисона.
– Откуда ты знаешь? Не про ухажера, а про то, что она его боится? Не трудись отвечать. Это твой нюх газетчика. И полагаю, этот нюх не успокоится, пока не выяснит все до конца.
Ничто, за исключением угрозы неминуемого обнаружения, не могло бы сдвинуть ее с места. Навострив уши, она придвинулась поближе к окну.
– Если придется, я бы предпочел, чтобы она сама пришла ко мне и рассказала, что ее тревожит.
– С чего бы это вдруг?
В голосе Гамильтона слышалась улыбка.
– С того, что она начинает доверять мне.
Марион стиснула зубы. Если б она была мужчиной, то сию минуту схватила бы его за горло.
– В глазах света ты практически помолвлен с девушкой, – сказал Денисон. –
– Пускай себе гадают, – последовал короткий ответ.
– А как же леди Марион? – раздраженно парировал Эш. – Разве она не заслуживает того, чтобы знать твои планы?
Вот он, момент истины, подумала Марион, и ее руки сжались в кулаки.
– Эш, – сказал Брэнд, – не мог бы ты курить эту чертову сигару снаружи? Я уже задыхаюсь от дыма.
Марион про себя чертыхнулась. Оставаться здесь дальше невозможно. Подхватив юбки, она ретировалась, держась в тени. Пульс колотился как бешеный, а негодование граничило с тревогой. Он газетчик и считает, что это дает ему право копаться в чужих тайнах. Или, может, он хочет убедиться, что леди, которую он берет в жены, не имеет в прошлом секретов, которые могут бросить на него тень, когда он станет премьер-министром? Премьер-министром? Ха! Она начинает рассуждать как Феба. Единственным утешением было то, что Дэвид ничего ему не расскажет, она хорошо заплатила за молчание.
Она столкнулась нос к носу с Мэнли в вестибюле гостиницы и не удивилась, когда он оскалился.
– Я везде вас ищу, – сказал он.
– А я везде ищу свою сумочку. Мэнли полез в карман.
– Вы оставили ее в карете, – проворчал он и протянул ей ридикюль.
Она чуть ли не выхватила сумочку из его рук, но все было в порядке. Никакой записки с угрозами. Марион ослепительно улыбнулась:
– Теперь можете отчитывать меня, сколько пожелаете, мистер Мэнли.
Она развернулась и побежала вверх по лестнице.
Брэнд тихо поднялся, чтобы не потревожить Эша, накинул пальто и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Хотя в окнах гостиницы еще горел свет, на дворе было тихо. Кареты уже перестали подъезжать. Форейторы принесли новости, что не только Брайтон отрезан поднявшейся водой, но и дорогу на Лонгбери тоже смыло.
Он не мог уснуть. В голове было полно вопросов. Отчаянно хотелось действовать, а он торчал здесь, в этой глуши.
Он осмотрел колесо кареты Марион и убедился, что оно не было испорчено специально. Просто ударилось о подводный камень. Его теория, что Марион является мишенью, начинала казаться смехотворной. Или кто-то хочет, чтобы он так думал?
Дэвид Керр. Брэнд узнал это имя от Фанни. Почему Марион не хочет говорить с ним о Дэвиде?
По крайней мере сейчас он знает, что с ней все в порядке. Но он же не может бросить все и всякий раз бегать искать ее, как это было сегодня. А кто в этом виноват? Ни одна здравомыслящая женщина не отправится в дорогу в такую погоду. Ей еще повезло, что Эш оказался рядом.
Его рот скривился в улыбке, которая была ироничной и в то же время веселой. Брэнд Гамильтон, незаконнорожденный сын герцога, и леди Марион Дейн, высокородная дочь графа? Он прекрасно сознавал, что их взаимное влечение пугает ее не меньше, чем его самого. Она думает, он хочет жениться на ней, чтобы способствовать осуществлению своих политических амбиций, что женитьба на аристократке добавит ему влиятельности. Все совсем наоборот. Он не испытывал к аристократии ничего, кроме презрения.