Игра королей

Дакар Даниэль

— И то, и другое.

— Ну, вот видите. Бедный Никита… с женой не повезло, с любовницей — тоже… м-да.

— Мария, немедленно прекратите! Если кому и не повезло, так это вам. С представлениями противников о честной игре! — возмутился великий князь.

— С аналогичными представлениями союзников мне не повезло точно так же, Константин Георгиевич. Ваше счастье, что я понимаю необходимость той игры, которая была затеяна, и не позволяю себе высказать все, что думаю по поводу использования меня в качестве мишени.

Холодный голос графини Корсаковой в сочетании с обращением по отчеству яснее ясного давал понять, что она изо

всех сил пытается подавить вспышку ярости. Гнев на милость, однако, Мария сменила довольно быстро: покосилась на хронометр, улыбнулась и снова вскочила с оттоманки. Теперь на ее лице было выражение озорного предвкушения. Позабытые туфельки сиротливо лежали на полу — надевать их владелица явно не собиралась.

— Идемте! Сейчас начнется фейерверк, а если учесть, что, как принято считать, именно предки наших хозяев его придумали… в общем, Цинчжао утверждает, что нигде больше такого не увидишь, и я склонна ей верить.

Она требовательно протянула руку, и Константину ничего не оставалось, как принять приглашение. Посмеиваясь, он соединил свою ладонь с ее и был поднят с оттоманки сильным рывком. Мария качнулась, удерживая равновесие, назад, потом вперед, и почти уткнулась в грудь своего собеседника. Почти — потому что Константин среагировал мгновенно, не только удержавшись на ногах сам, но и удержав ее.

Секунду спустя он уже проклинал свои, вбитые службой и тренировками на подкорку рефлексы: ну что стоило не уклоняться от столкновения, а усугубить его! А ведь шел сюда с твердым намерением расставить точки надо всеми, требующими этого, буквами… Эмоциональная вспышка на приеме и последовавшем за ним фуршете в сочетании с более чем прозрачными намеками Лин Цзе заставили его посмотреть правде в глаза.

«Но я не слышал, чтоб любовь могла от ревности зажечься. Родится ревность от любви». [10] Любовь… ревность… а как насчет практических соображений? Прав, ох, прав «коллега» Цзе — правильно выбранная женщина является изрядной составляющей власти. По крайней мере, в Российской империи. Впору позавидовать: реалии империи Небесной великий князь представлял себе далеко не так хорошо. Зато знал (теперь — хозяин Запретного города рассказал в качестве иллюстрации к имеющейся разнице между порядками и обычаями), что у Марии были определенные шансы вообще никогда не прилететь на Кремль.

10

Лопе де Вега. «Собака на сене».

Если бы Лин Цзе в принципе мог предложить «безродной иностранке» более высокое положение, чем статус наложницы… и если бы упомянутая иностранка согласилась бросить все, ради чего училась столько лет…

«На вашей родине, Кон Стан Тин, правитель свободен в выборе тех, кто его окружает. Ну или почти свободен. Я же не мог сделать мисс Гамильтон даже Третьей женой. А если бы попробовал — с ней произошел бы один из уже упоминавшихся несчастных случаев. Мудрая Госпожа была мудрой уже тогда, и некий пилот исчез из Бэйцзина до того, как некий юнец окончательно потерял голову. С меня тогдашнего, пожалуй, сталось бы выкупить контракт мисс Гамильтон на весь срок службы и попросту запереть ее. Что, разумеется, ничем хорошим кончиться не могло».

Да уж… похоже, его императорское высочество выглядит сейчас лопухом не только в собственных

глазах…

В силу самых разнообразных причин Константин никогда не искал жену, а вот императрица ему, по его собственным прикидкам, была нужна. Должность, штатная единица. Не женщина. Но разве нельзя совместить понятия?

Елки-палки, почему эта мысль пришла ему в голову только сегодня? Почему понадобилось столько времени, чтобы понять? Сватом быть вызвался, своими руками под венец с другим отправил… кретин… «не мой тип»… то-то отец так язвительно усмехался! Ведь даже после помолвки все еще было возможно, абсолютно все — до тех пор, пока она не сказала «да» в церкви. Обещать — не значит жениться. Или выйти замуж. Хотя Мария-то свои обещания держит всегда. Но все равно что-то можно было придумать. Уж как-нибудь отодвинул бы Никиту в сторону, они тогда даже и приятелями еще не были. Не по-мужски? Не по-рыцарски? К черту всех рыцарей, я — не рыцарь!

Должно быть, последнюю мысль он произнес вслух, потому что уже стоявшая у двери на террасу Мария оглянулась и слегка пожала плечами:

— Конечно, вы не рыцарь. И слава богу. Рыцари для предстоящей вам работы не годятся, от рыцарства на престоле одни неприятности!

Похоже, она совершенно не удивилась. Удивляться следовало Константину, но… в первый раз, что ли?

А потом они стояли на террасе, и в их распоряжении было два зарева. Одно полыхало в черном небе над головой, другое отражалось в черной воде под ногами. Великому князю казалось, что он парит в расцвеченной вспышками темноте, и единственное, что оставалось реальным — рука Марии в его руке. Они стояли и смотрели: счастливые дети, увидевшие волшебство.

Но вот все закончилось. Ночная тьма властно поглотила окружающее пространство. И остались только два человека на террасе. Взрослые. Не дети.

— Думаю, графиня, в самое ближайшее время вам предстоит переменить род занятий, — заметил Константин, когда вес обрушившегося на плечи молчания стал нестерпимым.

— Я в курсе, ваше высочество, — сухо и отстраненно, в тон ему, отозвалась Мария. — Хотя до сих пор не вполне представляю, что именно требуется от первой статс-дамы. Помимо умения лавировать в придворных хитросплетениях, которым я, увы, не обладаю.

— Речь не об этом. Статс-дама, пусть и первая, слишком мелко для вас. Я подумываю предложить вам пост… — он помедлил, собираясь с духом, — пост императрицы.

— Вот как?! — ее голос звучал ровно, выражая лишь легкое удивление. — Любопытно… именно пост?

— Пост. Положение. Титул. Статус. Называйте, как хотите. Ну и, разумеется, руку и сердце.

Тишина разлилась вокруг, остановила шелест ветра в ветвях сосен, пробежалась кошачьими коготками по струнам нервов, ударила в уши.

— Гм… самое странное предложение о трудоустройстве, какое мне когда-либо поступало. И этот пункт о сердце… зачем он вам?

— Иначе просто не интересно.

— Но ведь подобный… э-э-э… ангажемент требует взаимности, нет? Ваше сердце — в обмен на мое. Вы твердо уверены, что у меня есть чем меняться?

— Я знаю вас давно. Очень давно. И, смею надеяться, достаточно хорошо. Так что — да. Уверен.

Аромат благовоний, ставший за последние дни привычным, но от этого не менее раздражающий, назойливо лезет в ноздри. Не такой сильный, чтобы чихнуть, он и не настолько слаб, чтобы его игнорировать. Сандал… и что-то еще. Но что?