Игра Люцифера

Биркенфельд Брэдли

— Вы, вероятно, знаете, как прекрасна Женева в любое время года. Человеку вашего круга, с огромным объемом обязанностей и такой нервной работой, стоит сделать небольшой перерыв и насладиться ее чудесами. Прекрасные горы, рестораны для подлинных знатоков, лучшие магазины — порой кажется, что вы попали в сказку. А женщины… Боже мой! Знаете, я с огромным удивлением узнал, что вся эта швейцарская спесь не больше, чем прикрытие, как и у японцев. Рынок секс-услуг процветает, и он совершенно легален. Не знаю, насколько это вам интересно, но есть у них такая культурная аномалия (подмигивание).

Конечно же, они приезжали. Я возвращался в Женеву в полном изнеможении, моя челюсть болела от улыбок и разговоров. Но не успевал я распаковать свои чемоданы, Валери тут же выталкивала меня к дверям, чтобы поприветствовать парней, с которыми я совсем недавно расстался. И все начиналось снова: вкуснейшие

ужины, шампанское, швейцарский шоколад и великолепные русские девушки, «очаровывавшие» моих клиентов по довольно разумным расценкам. А затем подарки — деньги, ювелирные украшения, произведения искусства. «Приятно иметь с вами дело, сэр». И так по кругу — с 200 000 швейцарских франков, с роскошной жизнью, с полностью оплаченными издержками. Я просто надевал по утрам костюм и делал все для того, чтобы люди, с которыми я встречался, были счастливы. Кроме меня, ни один частный швейцарский банкир в Barclays этим не занимался — полная монополия. Плюхаясь на свое место в салоне первого класса, я начинал мурлыкать свою собственную версию песни «Битлз» «Билет для поездки»: «Пожалуй, буду кутить. Пожалуй, сегодня!» [20]

20

В оригинале: «Пожалуй, буду грустить. Пожалуй, сегодня!» — Прим. ред.

Это было настоящим безумием. Даже мои отпуска редко проходили столь динамично. Бизнес сам падал мне в руки. Сделав небольшую остановку в Сен-Бартелеми, я повстречался с красивой блондинкой, которая оказалась порноактрисой. Она провела со мной два дня, так что отдохнуть мне не удалось, однако ей очень понравилась идея секретного швейцарского счета, поскольку ее основные гонорары выплачивались наличными. Через несколько недель она объявилась в моей квартире в Женеве с розовым дорожным чемоданом и гигантским игрушечным медведем. Она попросила у меня нож, обезглавила медведя и вытащила из него 300 000 долларов наличными. Barclays с радостью принял эти деньги. Через некоторое время власти США отправили ее в федеральную тюрьму. Ее обвинили в инсайдерской торговле, но меня это уже не касалось.

— Плохие новости, Брэдли.

Я сидел в офисе Оливера. Он выглядел мрачным.

— Я трачу слишком много денег на телефон?

— Нет, в прошлом месяце это была всего тысяча долларов. Вполне разумная сумма. Но дело в том, что банк Barclays, с присущей ему безграничной мудростью, решил больше не связываться с североамериканцами. Наши боссы немного нервничают.

Я понимал, о чем он. Я внимательно читал Financial Times и тщательно отслеживал деятельность регулирующих органов США, таких как государственное казначейство и налоговая служба. Надвигался 2000 год, американская экономика была в состоянии неразберихи, и власти стали пристальнее смотреть на богатых людей — особенно на тех, кто пытался уклоняться от налогов. Я подумал, что мои хорошие деньки окончились.

— Что ж, — кивнул я. — Было весело.

— Не торопись, мой мальчик. Я отправляю тебя в Лондон. Не на постоянной основе, а пара недель тут — пара недель там. Ты будешь работать с тремя премиальными офисами в лондонской сети — в Найтс-бридже, на Слоун-сквер и на улице Пэлл-Мэлл. Они оперируют большими суммами, приходящими от разных богатых клиентов, и им нужно офшорное убежище для размещения средств.

На моем лице вновь моментально засияла улыбка, яркая как лампочка. Налоговое законодательство Британии было, мягко говоря, деликатным. Законодатели страны не считали, что прибыль английского джентльмена за границей каким-то образом грабит правительство. Британские граждане могли взять все свое состояние, привезти его в Швейцарию и инвестировать во все, что считали нужным. Любая прибыль от такой деятельности не облагалась налогом, если она тратилась за пределами Великобритании. Фактически, сходное законодательство было в большинстве цивилизованных стран: «Не спрашивай, не говори» [21] . Жестко к вопросу налогов относились лишь американцы и японцы. Но британцы? «Джентльмен никогда не обсуждает свои болезни и свои финансы».

21

Изначально эта фраза относилась к политике вооруженных сил США, которая запрещает служить в армии геям и лесбиянкам, если они не скрывают свою сексуальную ориентацию; впоследствии ее стали применять,

часто с оттенком юмора, по отношению к другим правилам, фактически разрешающим те или иные поступки или виды поведения, если они не разглашаются. — Прим. ред.

— Итак, Оливер, — сказал я. — Еще одно путешествие, чтобы очаровать клиентов?

— Просто выуди у них несколько миллионов фунтов и привези их сюда. И будешь молодцом. Ступай!

Когда я вернулся в свой офис, Валери сидела за своим столом, опираясь подбородком о ладонь и сияя своими прекрасными карими глазами. Она уже все знала о моем новом назначении.

— Мне нравятся сигареты Rothmans, — произнесла она.

Валери предпочитала тонкие сигареты.

— И шарфы Herm`es, и отпадные британские рок-н-рольщики.

— Я привезу тебе сигареты и шарф, — сказал я. — Контрабандой музыкантов я не занимаюсь. А кроме того, я точно не нужен тебе в качестве свахи.

Нужно сказать, что я ни разу не делал Валери никаких намеков. Она была слишком хорошей помощницей. Время от времени мы вместе ходили на вечеринки, несколько раз съездили покататься на лыжах и постоянно подшучивали друг над другом, но я не распускал руки.

Лондонский гамбит оказался невероятно простым, как и описывал Оливер. Приехав в город, я поселился в здании Королевского автомобильного клуба, одного из престижных английских джентльменских клубов, членом которого я был. Клуб располагался на улице Пэлл-Мэлл неподалеку от Пикадилли, он представлял собой роскошный пятизвездочный отель с собственным неплохим рестораном, вкусным кофе, дансингом, библиотекой, двумя барами и спа-салоном — но, черт побери, я же не мог выглядеть, как какая-то дешевка! Затем я нанес визит в отделения банка. Банковские менеджеры в Найтсбридже, на Слоун-сквер и на улице Пэлл-Мэлл встретили меня с радостью, поскольку они не знали, что им делать со всеми этими невероятно богатыми европейскими магнатами, торговавшими огромными многоквартирными домами, контейнеровозами и стартапами. Они сидели на куче денег и ждали, что кто-нибудь в Barclays каким-то волшебным образом сделает эту кучу еще больше. И тут появляюсь я, швейцарский мастер по решению проблем.

— Биркенфельд, старина, мы так рады, что вы здесь. У нас тут имеется румынский клиент, большая шишка в мире недвижимости. У него лежат в нашем банке без дела несколько миллионов фунтов. Мы хотели бы предложить вам взять его в качестве своего клиента в Женеву, чтобы он вел свои дела за пределами страны. Кстати, он любит теннис. Вот его визитная карточка.

И я устраиваю встречу с этим румынским парнем, приглашаю его на ужин в ресторан Quaglino's, где болтаю с ним обо всем, кроме денег: о девушках, скаковых лошадях, кинофестивале в Каннах. А затем я внезапно вытаскиваю из кармана пару билетов.

— Хосро, я где-то слышал, что вы любитель тенниса. У меня тут завалялась пара билетов на очень хорошие места на игру в Уимблдоне на следующей неделе. Почему бы нам не обсудить идею увеличения вашего состояния под солнышком в приятном месте?

— Отлично, Брэдли!

И он был не один такой. Клиенты никогда не приступали к разговору о делах на первой встрече. Я был членом нескольких лучших британских мужских клубов — East India, Royal Automobile — и развлекал там своих потенциальных партнеров, потчевал их отличной едой, скотчем и сигарами, после этого я соблазнял их какой-то из их страстей: показами мод, регби, крикетом, футболом или скачками в Эскоте. Когда фаворит вашего собеседника оказывается на два корпуса впереди остальных, и тот прерывает разговор и с криками вскакивает — это идеальное время для рассказа о хеджевых фондах: в такой момент он согласится почти на все.

После каждого двухнедельного вояжа я возвращался в Женеву и вез с собой от трех до шести папок с инструкциями о переводе миллионов фунтов. Лондон просто передавал мне деньги, будто представителю курьерской службы! Работа была настолько простой, что с ней мог бы справиться и орангутанг, и я доил свою швейцарскую корову, не глядя по сторонам.

Вы наверняка думаете: «Что, и в этом заключалась вся его работа?» Но, поверьте мне, через некоторое время даже такая работа становится изнурительной. Сколько вам нужно изысканных стейков и шариков мороженого, чтобы до смерти захотеть съесть хот-дог и выпить пива в Фенуэй Парке? Я летал как ракета, туда и обратно, привозя документы на миллионы фунтов, изо всех сил надрываясь для своего работодателя и собирая впечатляющее досье из VIP-клиентов с отличными связями. Однако, когда приходило время выплаты премии, она никогда не отражала моих успехов. Конечно, 20 000 долларов — отличный подарок на Рождество, но это ничтожно мало по сравнению с масштабами моих побед.