Игра магий
Шрифт:
И действительно, едва Виль появился на палубе, в халате и с заспанным лицом, как стало ясно, что рыцарь потребовал его правильно. Птицоид принялся носиться, раздавать какие-то малопонятные приказы — то убрать, эти крылья сложить, эти закрепить, а те — чтобы вовсе не было видно, иначе слетят к растакой-то бабушке, если вовсе крепления не поломают…
Все напряглись, Несвай даже ушел в каюту генерала. Только вот Крепе некуда было деваться с палубы, и тогда Луад заботливо приволок ей пару одеял, которые на ней выглядели мелкими, ненужными заплатками. Впрочем, бывалая циклопа завернулась в свой зимний дорожный плащ, который мог бы едва ли
Первый штормовой удар ветра пришелся в левую скулу корабля, как рыцарь и ожидал. Это был довольно сильный удар, даже странно становилось, что такая прозрачная, невидимая по сути, стихия, как воздух, может настолько жестко и резко ударить… Затем стало не до рассуждений, потому что буря навалилась и впрямь — нешуточная.
Баллон скрипел, натирая себе матерчатые бока об удерживающую его над корабликом сеть из разнородных канатиков, заметно для глаза изгибался, скручивался и сотрясался… Иногда ветер подходил под днище, будто бы настоящие волны, об которые дерево хлопало с таким сильным звуком, что и представить себе трудно было — как оно выдерживает, почему кораблик не рассыпается на части от таких-то ударов?… Сухром зачем-то вспомнил, что у моряков разные виды качки носят названия, и весьма разнообразные к тому же. К нему подошел капитан Виль:
— Рыцарь, ты бы помог нашим-то на крыльях. Твоих я уже определил, но они, похоже, не выгребают.
— Скоро спущусь, — согласился рыцарь. — Капитан, может, найдем какой-нибудь закуток, чтобы бурю переждать?
— Не выйдет, сэр. Буря нас поймала на открытом месте, спрятаться некуда… — Он задумался, глядя неподвижными глазами на темень, наваливающуюся сейчас на них, кажется, во все небо, от земли, еще видимой внизу, и до самого верха настолько, что и светлых облаков было уже не углядеть, только свинцово-черные тучи нависали над ними. — Это — не обычный ветер, — продолжил Виль, перекрикивая ненастье, — мнится мне, что… Кем-то это наслано на нас. Видишь, сэр, как ветер вихрями ходит, не сплошь течет, а струями поперек себя перебивается? Шквалит иногда…
Сухром ничего подобного, разумеется, не видел и ничего не понял из объяснений Виля. И тот махнул рукой раздраженно, как часто от злости поступал, и стал вглядываться вбок, а может, вверх, вот только ему баллон мешал оценить то, что происходило над ними. Наконец капитан решил:
— А пробуем мы-тось… — Дальше он заговорил по-своему, по-птичьи, и Сухром даже хлопнул его ладонью по плечу, чтобы сориентировать. Виль посмотрел на него, кивнул и закончил уже на общем языке: — Ничего, «Раскат» — крепкая посудинка, выдержит!
Рыцарю так отнюдь не казалось. Удары ветра становились все сильнее, и он, как обещал, спустился в трюм, чтобы помочь гребцам. Тут было тесно, помимо матросов, что стояли попарно на каждом из рычагов, которые нужно было вращать перед собой, в трюме оказались и Несвай с Датыром, и Плахт с Луадом. Лишь на одном из рычагов, самом близком к кормовой переборке, ворочался Сурль, уже мокрый от пота. Рыцарь стал в пару к нему.
Матрос, на удивление вымотанный за то недолгое время, что крутил тут деревянный брус, управляющий ходом крыла, ощерился. И, понимая, что рыцарь рассматривает его в коптящем свете лампы, которая отчаянно болталась, подвешенная к палубе над ними, проговорил на ужасном своем наречии:
— Вскорости, сэр, дождик забрызжет… Скупаюся заедино, гхы-ы! — Вероятно, это была шутка.
Они гребли, крутили эти вытертые
Наконец рыцарь понял, что гнетущая обстановка подействовала и на других, кто был с ним сейчас тут, на крыльях. Он оглянулся и пересчитал по головам тех, кого видел. Тут были все шесть матросов и его команда. Он закричал:
— Луад, а капитан на палубе один остался?
— Зачем же один, сэр рыцарь? С ним Крепа, он ее на румпель поставил, она с ее силищей отлично управляется.
Вот тогда-то, как бы вдобавок к этим словам шкипера, по корпусу пришелся какой-то совсем уже невероятной силы удар. Их качнуло так, что на миг Сухрому показалось, что фонарь лег на палубу, а это значило, что они долгие мгновения летели едва ли не на боку, и легкий баллон и корпус их кораблика, вероятно, находились на одном уровне… Кто-то из матросов даже соскользнул и крепко саданулся о бортовые доски. Остальные, впрочем, удержались за рычаги, и уже через пару мгновений порядок был восстановлен, лишь ушибленный матрос непонятно ругался сквозь зубы, возвращаясь на свое место и вновь цепляясь за рычаг.
— Крепче на ногах-то нужно стоять, Гель, — визгнул Луад по-командному. — Небось когда из кабака на берегу выходишь, удерживаешься?… А тут — падать удумал!
Кто-то устало, через силу хохотнул. Но это был все же ободряющий смешок. По дощатому трапу скатился с палубы капитан, он высмотрел сразу же Луада и Сурля, откомандовал:
— Вы двое, марш наверх! Кажись, скрипень-топ-фал лопнул… Поставить крестовую растяжку! Да не забудьте зачалиться как-нибудь, иначе слетите с баллона к несусветной бабушке…
Рыцарь остался на рычаге один. Крутить стало труднее, зато чуть просторнее. Он скинул рубашку, все равно она была уже мокрой от пота, а может, и от туманной сырости, которая неожиданно забилась в трюм через оба открытых люка — кормового, с трапом, и носового, с почти вертикальной лесенкой… Сырость эта сделала свет в трюме еще более размытым, неверным и тусклым.
Рыцарь стал соображать, что все в общем-то правильно. Они гребли сейчас вовсе не для того, чтобы куда-то двигаться, они работали что есть сил для того только, чтобы держаться не бортом к ветру, потому что тогда их могло опрокинуть, а носом, чтобы кораблик мог встречать эти удары ветра и дождя самым выгодным для себя образом… Если этого не делать, тогда им конец, поэтому нужно грести… И они гребли, отчаянно, превозмогая уже возникшую боль в руках, в спине, даже в сердце.
Чем-то это напоминало ту страшную бурю, в какую они попали в самом начале их похода. Но тогда буря была хоть и долгой, но все же какой-то понятной, едва ли не добродушной, если так можно выразиться по отношению к смертельно опасной непогоде… На этот раз, пожалуй, капитан Виль оказался прав — было что-то в этом ветре иное, неправильное, жестокое и злое, несомненно пробующее их погубить, разбить, разрушить, уничтожить…
Потом рыцарь заметил, что его дыхание вырывается из горла облачком пара. Он еще разок попробовал очистить свое сознание и оглянулся. Оказалось, что они поднялись настолько высоко, что влага едва ли не смерзалась, превращаясь в кристаллики льда в воздухе. Он бы давно этот холод почувствовал, если бы не работал так отчаянно на рычагах.