Игра на минном поле
Шрифт:
— До обеда есть.
— Кто поведет его?
— Луджини. Я поеду на своем автомобиле. «УАЗ» в вашем распоряжении.
— Хоп!
— Хорошо. Значит, в 11.00 у нас должна быть четвертая машина, в 12.00 всем бойцам смотр с вооружением. К полудню я определюсь с тем, что возьмем из арсенала. После быстрого осмотра начинаем выдвижение к Ак-Табазу.
— Понял. А как насчет обеда?
— Продовольствие возьмем с собой, обед в районе кишлака вместе с подгруппами Бека и Власа.
— Ясно.
— Давай, Асад. Начинается серьезная
— Это к лучшему. По крайней мере сейчас не надо что-то просчитывать, цели определены, и теперь остается поразить их.
— Что будет нелегко, Асад. По разведданным, Хайранское ущелье труднопроходимое, склоны обрывисты.
Ниврай улыбнулся:
— Я, Седой, родом из Чидара, поэтому и «зеленку», и часть ущелья в районе брошенного кишлака Тарбай хорошо знаю. Тарбай был брошен давно, когда вода из источника ушла под землю и высох колодец, мы тогда еще мальчишками частенько наведывались в Тарбай, где можно было найти и ружья, и старые вещи. Иногда даже монеты.
Седов удивился:
— Ты родом из Чидара?
— Да.
— Почему я ничего не знал об этом?
— Потому что раньше тебя это не заинтересовало бы.
— В принципе верно, но скажи, Асад, если из кишлака ушла вода и люди оставили его, то как же сейчас функционирует секретная база Хатима?
— Вода часто уходит из колодцев, а потом вновь появляется. Появилась она и лет пять назад. Но в кишлак уже никто не вернулся. Кроме, естественно, бандитов Джемала ад Дина.
— А «зеленка» точно подходит к ущелью?
— Да, но не вплотную, а непосредственно к хребту.
— И есть тропы, по которым можно выйти к Тарбаю?
— Есть, но немного в стороне, примерно в километре восточнее кишлака, ближе к Хардесту.
— И что за тропы?
— Я давно там не был. Тропы могло и завалить, уничтожить камнепадами, но глубокая трещина с довольно пологим спуском должна быть до сих пор проходимой. Конечно, она могла зарасти растительностью, но это не непреодолимое препятствие.
Седов заинтересованно посмотрел на Ниврая:
— Кажется, фортуна наконец начинает поворачиваться к нам лицом. И это радует. Глянем на трещину, все вокруг осмотрим, на это у нас будет время.
— Уверен, командир, от Хардеста мы войдем в ущелье.
— Ну и отлично. Ты давай, Асад, займись машиной!
— Слушаюсь, командир.
Седов прошел в штабной отсек:
— Что у нас по обстановке в Тарбае, Хакер?
— Маяки видны слабо, но все же видны. Судя по ним, все трое делегатов по-прежнему находятся в Тарбае.
— Их содержат вместе?
— На этот вопрос ответить не могу.
— А из Ак-Табаза ты сможешь осмотреть местность?
— Из Ак-Табаза совсем другое дело. Оттуда я смогу работать и без программы Жана, напрямую через спутник.
— Хорошо. К 12.00 быть в готовности убыть из Кабула.
— К 12.00?
— Да. И дальше в составе отряда к Тарбаю.
— Я понял.
— Но контроль над Тарбаем
— Если вы предоставите мне дополнительное место в машине.
— До Ак-Табаза предоставим.
— А дальше?
— Посмотрим. Если что, разложишь аппаратуру на коленях.
— Это неудобно.
— Удобно будет на базе у Колитвино в Подмосковье.
— Я все понял.
— Молодец.
Седов предупредил о выезде и старшего лейтенанта Аппеля.
В 11.15 во двор усадьбы Ниврая въехал довольно старый, но внешне еще крепкий закрытый пикап «Хонда».
Седов вышел к Нивраю. Тот указал на машину:
— Мне повезло. Такой пикап был один, продавал мутный тип, но с документами и номерами. Я посмотрел, вроде все нормально. Главное, в пикап, кроме водителя, можно посадить семь человек, и еще останется место для оружия, снаряжения.
— А если нас остановит полиция или патруль американцев?
— Вот! Я думал об этом, оружие и снаряжение можно спрятать в тайнике кузова.
— Что за тайник?
— Продавец объяснил, что на этом пикапе из Кандагара на север перевозили целые мешки с опием. И ни патрули, ни полиция не находили наркоту. Хитрый тайник. Правда, если пустить обученную собаку, то она легко его найдет.
— По-моему, здесь это не практикуется.
— Верно. А почему? Потому что полиция берет мзду с наркоторговцев, а американцы не имеют ничего против того, чтобы афганцы травили себя наркотиками. Они даже с вертолетов сбрасывают контейнеры с синтетической гадостью и упаковками шприцев.
— Серьезно?
— Да. Вам бы взгянуть на бывший Дом советско-афганской дружбы. Он сейчас представляет собой огромный приток наркоманов. Полиция появляется там раз в неделю, чтобы вывезти трупы умерших.
— Но это же преступление!
— Смотря для кого. Для янки один из способов подчинения мирного населения. Ведь наркоманами легко управлять, они не создают отрядов сопротивления, потому как у наркозависимых людей одно на уме, где взять очередную дозу, чтобы избежать страшной ломки. И эту дозу им подбрасывают американцы. Они вообще не считают афганцев за людей и почти открыто называют их дикарями.
— Это я слышал. Миротворцы, мать их!
— Такие дела, Седой, когда в Афганистане были советские войска, душманы пытались распространять в советских гарнизонах марихуану, героин, русские же пресекали эти попытки, более того, уничтожали наркозаводы, выжигали целые плантации мака и конопли, боролись с наркоманией.
— Ну, заводы мы и по сей день уничтожаем. Караваны перехватываем, наркобаронов валим.
— Вот и я говорю, русские не американцы, потому и стал служить на российскую разведку. Если кто и способен поддерживать в Афганистане нормальный цивилизованный порядок, отражая агрессию извне, так это Россия. Только она. И талибы, если бы российские войска вновь вошли бы в Афганистан, встречали бы их не пулями.