Игра на вылет
Шрифт:
Из-за ворот поодиночке вываливались бойцы тревожной группы в касках, брониках, с короткоствольвыми автоматами наперевес. Эти были уже точно не прирабатывающей милицией. Эти действовали слаженно, по хорошо отработанной схеме. Только они немного опоздали.
Я укоризненно покачал головой и показал глазами на высверливающий чужой висок пистолет. Бойцы придержали целеустремленный бег.
— Я говорю, мне бы главврача вашего санатория, — кивнул я на липовую вывеску. — Скажите, его пациент добивается. Очень. Тот, который несколько дней назад отказался от процедур на улице...
Автоматчики
— А ну, отставить, мать вашу! Кто здесь старший? Я буду говорить со старшим!
Для объяснений со старшим мне хватило трех фраз.
— Не вы мне, я — нужен вашему командованию. Если сегодня вы меня (идeоматическая вставка)... ненароком пристрелите, не доложив по команде, то завтра вам (еще вставка)... придется пускать слюни перед начальством, которое вы видели только на портретах на политзанятиях. Ты (очень длинная вставка)... все понял, старшой?
Старший понял все. Правда, автомата не опустил. Я же говорю — не милиция.
Далее все закрутилось по обычной схеме: плотная шерстяная шапочка, натянутая по самый подбородок, машина без окон, молчаливые, как протухшая рыба, конвоиры, тычки автоматов под ребра, обшаривающие тело руки, лестницы, коридоры, двери. И наконец, голос:
— Вы хотели меня видеть?
— Вообще-то нет, но у меня нет другого выхода.
Ни молодой, ни старый, ни низкий, ни высокий, ни красивый, ни уродливый, в общем, типично никакой собеседник. Лицо открыто. Значит, либо надежно залегендированный легал, либо выпускать меня отсюда живым они не намерены.
— Я вас слушаю.
— Пришел торговаться.
— Торгуйтесь.
— Требуется жизнь. Что попросите взамен?
— О чем это вы?
— О жизни.
— Я вас не понимаю. Здесь база отдыха...
— А вы главврач, в бронежилетах медбратья, и в руках у них многозарядные автоматические клистиры. Это я уже знаю.
Молчание.
— Я так понимаю, вы не рядовой, но и не маршал. И над вами чьи-то погоны висят. Если вы меня сейчас так и не поймете и случайно уроните с козырька больничного корпуса или накормите сальмонеллезной колбасой, с вас спросят. Я завязан в игре, превышающей масштабы вашей компетенции. Мне необходим разговор со стоящими над вами людьми.
— Что вы от них хотите?
— Всего лишь дожить до глубокой старости. Готов платить в любой валюте. Рублях, долларах, франках, тугриках, битах. Вас интересуют биты? Самая ходовая валюта. Биты информации. Ну не валяйте дурака, доложите наверх мои предложения.
Молчание.
Кажется, он просто боится взять на себя лишнюю ответственность. Доложить наверх о моем визите — значит, признать прокол в работе. В том числе и его, командира, прокол. Мало что умудрился упустить опекаемого человечка из-под самого носа, несмотря на стократное превосходство в силах, но еще и прямиком вывел его на базу! Это больше чем скандал. Это несоответствие служебному положению. Это должностная,
Может, проще списать незваного визитера в случайный расход? Дескать, наткнулся праздношатающийся гражданин на забор, перелез, оказался в запретной зоне, напоролся на сигнальную мину, колючку под напряжением или автомат охранника. Такое не часто, но случается. За такое спросят, но не так, как за умышленное проникновение на охраняемый объект. Несчастный случай. Только случай. Стихийное стечение обстоятельств. Тело сактировать, дело сдать в архив.
Немалый соблазн. Представить все в нужном свете не хитрость — накачать насильно водкой, бросить на проволоку, потом, когда дожди повымоют следы, а бездомные собаки обезобразят черты лица, найти тело, составить соответствующий рапорт. Кто станет копать глубже? А бравшие его ребята — свои в доску. Ни одного лишнего слова не проронят. Они тоже кушать и мягко спать хотят...
Похоже, именно так думал мой неразговорчивый собеседник. И так же, вслед за ним, думал я. Вероятнее всего, он отвечает за охранение, наружку и еще какой-нибудь из разряда оперативной работы пустячок. Значит, он знает не более чем кто куда пошел и откуда вышел. Величина, конечно, не из последних, но не стратегическая. Так, хорошо натасканная собака-ищейка может будку посторожить, тайник вынюхать, по следу провести, но знать, с какими целями прошел хозяин того следа, не может. В общем, кадр для меня бесполезный. И опасный. Приученный не столько думать, сколько действовать. Этот ради собственного благополучия и спокойствия может и угробить. Здесь лучше бы подстраховаться.
— На случай если вы надумаете замять дело, предупреждаю — информация идет по нескольким каналам. И где-то прорвется. Так что ваши необдуманные действия могут выйти за рамки просто халатности.
Пауза. Внимательное изучение моего лица.
Да не вру я. Не вру. Так и есть. И именно это у меня на лице и написано. Каллиграфическим, для дураков, почерком. Сам писал.
— Что мне следует передать по команде?
Давно бы так.
— Только одно. Человек, перекрывший воду, просит аудиенции.
— Больше ничего?
— Больше ничего. Они поймут.
Глава 25
Координатору доложили о ЧП. На одном из глубоко законспирированных опорных пунктов заговорщиков объявился незнакомец. Тот, который накануне ушел от наружки, охранявшей подходы к одному из помощников Президента. Объявился сам.
Незнакомец предупреждал о какой-то сантехнической неисправности.
— Что он сказал? Прошу передать дословно.
— Он сказал, что «человек, перекрывший воду, просит аудиенции».
Координатор затребовал Чистильщика.
— Как это понимать? — спросил Координатор. Он был политиком и знал далеко не все приемы и методы ведения тайной войны. Ему и не надо было их знать. Каждый человек не может знать все. На это существует аппарат исполнителей. Чистильщик задумался.
— Здесь может быть несколько вариантов. Или он капитулировал, или ведет какую-то свою игру, или является подставкой более серьезных сил, или... Я не готов ответить сразу.
— Что вы думаете предпринять?