Игра на выживание
Шрифт:
– Ну что, Рамон, будем ложиться спать?
– спросил Теодор, вернувшись в гостиную.
Рамон взглянул на него, отрываясь от фотографии, оставленной Саусасом, и небрежно бросил её на диван.
– Нет, Тео, мне что-то захотелось пойти немного прогуляться.
– Ты надолго? Уже одиннадцать.
– Нет, Тео, я скоро вернусь, - сказал Рамон и попытался изобразить на своем лице подобие улыбки.
– Нет, плаща мне не надо.
– Он открыл дверь и вышел на улицу.
Иносенса задержалась в гостиной, где Теодор в то время пил кофе.
– Сеньор, можно вам задать вопрос...
Теодор вздохнул.
– Он все ещё не хочет верить в то, что в её смерти виновен не он, а кто-то другой, Иносенса. Но я не сомневаюсь, что он изменится. И уже очень скоро. Как только мы найдем того парня с кашне.
– Да-да, кашне, - радостно заулыбалась Иносенса.
– А также того, кому оно принадлежит, - добавил он, чувствуя, как его душу захлестывает отчаяние. И с чего это он решил, что кашне было найдено именно на месте преступления? А что если в том бумажном конверте не было ничего, кроме порнографических открыток? И вообще, возможно, этот парень никогда не переступал порога квартиры Лелии! Теодор отправился наверх с твердым намерением взяться за работу над обложкой для "Правдивой лжи". Он собирался дождаться возвращения Рамона, как бы поздно тот ни пришел, потому что не был уверен в том, что Рамон захватил с собой ключи от входной двери.
Поработав у себя в студии чуть меньше часа, Теодор решил принять ванну, а потом снова продолжить работу уже переодевшись в халат. Он принялся выкладывать из карманов каостюма разные полезные мелочи, когда на глаза ему попалась его записная книжка. Раскрыв её на нужной странице, он подошел к телефону.
Эдуардо Паррал жил в пансионе. Трубку сняла горничная, и ему пришлось долго ждать, пока она ходила смотреть, дома ли он. В конце концов в трубке раздался звонкий голос молодого мужчины:
– Я слушаю.
– Алло, Эдуардо. Говорит Теодоро Шибельхут. Как поживаешь?
Эдуардо, похоже, обрадовался его звонку, спросил, как у него дела и не слышно ли новостей, имея в виду, разумеется, новости о ходе расследования.
– Ну, вообще-то, кое-что есть. Правда, пока ещё не понятно, удастся ли использовать ту информацию. В общем, я позвонил тебе в столь поздний час, чтобы предупредить, что следователь, капитан Саусас, возможно, завтра навестит тебя и задаст несколько вопросов. Эдуардо, надеюсь, это не доставит тебе больших неудобств.
– Ну о чем речь, дон Теодоро, вовсе нет!
– дружеским тоном сказал Эдуардо.
– Правда, завтра во второй половине дня меня не будет дома, но зато все утро я буду у себя.
– Хорошо. Думаю, будет лучше, если капитан Саусас сам расскажет тебе о цели своего визита.
– Да, конечно, - вежливо согласился Эдуардо.
Теодор в силой сжал телефонную трубку.
– Послушай, Эдуардо, а ты в последнее время ничего странного не замечал? Ну, там, необычные телефонные звонки или ещё что-нибудь в этом роде...
– Не-ет.
– Он тихонько рассмеялся.
– Если, конечно, не принимать во внимание сегодняшний день. Мне позвонил какой-то полоумный и поинтересовался, не терял ли я кашне. И так настойчиво спрашивал, я бы
– Он снова рассмеялся.
– И в котором часу это было?
– упавшим голосом спросил Теодор.
– Примерно часа два назад. В девятом часу, как раз во время ужина.
– А ты не помнишь, звонок был, случайно, не междугородний?
– Не-а. Звонили откуда-то из города. А что?
– Да нет, ничего...
– Теодор вытер ладонью лоб, на котором выступила испарина.
– Капитан тебе сам все завтра расскажет. Я же больше ничего тебе сказать не могу.
– Послушай, так что все-таки просиходит? А?
Теодор замялся.
– А он что, предложил тебе купить кашне?
– Не-а. Просто спросил, не терял ли я его. Похоже, сам он в этом положительно не сомневался. Но я точно так же был уверен, что все мои три кашне лежат в ящике комода и пребывают там в целости и сохранности. В чем я позднее и убедился.
– Хорошо. Очень хорошо, - проговорил Теодор, испытывая огромное облегчение.
– Все, Эдуардо, больше ничего сказать не могу. Позвони мне завтра, после того, как переговоришь с капитаном. Если, конечно, будет желание.
– Ладно, Тео. Ну а как работа? Ты сейчас над чем-нибудь работаешь?
– Да... есть тут кое-что. А ты?
– Да. Портреты, как обычно. А с июня займусь пейзажами.
Эдуардо был юношей серьезным, и даже можно сказать, педантичным. Если он брался писать портреты, то занимался ими в течение целого года. А после года пейзажей, возможно, наступит пора и года натюрмортов. Лелия иногда подшучивала над ним за подобный консерватизм, однако, она также уважала его талант. Положив трубку, Теодор снова взялся за работу, уходя в неё с головой, так что все посторонние мысли для него просто перестали существовать, а из-под его пера выходила зарисовка цинничного типа с сигаретой в зубах, являющегося главным отрицательным персонажем книги и по совместительству воплощавшим реальность, фатализм и пессимизм.
На улице у ворот раздались приглушенные голоса, и тогда, опомнившись, он взглянул на часы. Начало третьего ночи. Было слышно, как в замке ворот поворачивается ключ. Теодор встал из-за стола. Затем уже другой ключ отпер входную дверь, и в гостиной послышались осторожные шаги. Теодор подумал о том, что это, скорее всего, был Рамон, но только почему он боялся окликнуть его? Это шаги Рамона, думал он. Вот, он уже поднимается по лестнице. Выглянул через приоткрытую дверь, он увидел Рамона, который тем временем уже почти достиг верхней площадки лестничного марша.
– Привет, Рамон! Что-то ты припозднился!
– сказал Теодор как ни в чем не бывало.
– Ты ещё не спишь? А я старался не шуметь, чтобы не разбудить тебя.
Теодор отложил авторучку.
– Зайди сюда на минутку. Я хочу тебе кое-что сказать. Сегодня вечером я позвонил Эдуардо Парралу, а он вдруг ни с того ни с сего сказал, что ему сегодня, часов в восемь, звонил какой-то мужик, интересовавшийся, не терял ли он кашне.
– В самом деле?
– без особого воодушевления отозвался Рамон.