Игра на выживание
Шрифт:
– Не знаю. Я ни черта не понимаю в такой войне.
Сергей перестал уже костерить «золотую десятку», однако способа выиграть эту битву по-прежнему не видел.
– Это позиционный тупик. Конников неандерталы догнать на своих кривых лапах не могут. Но их все еще очень и очень много. Чтобы убить всех до единого, нужно каждого изловить и заколоть штыком или, там, зарубить шашкой. На это, увы, у нас кишка тонка. А отступать неандерталы не собираются.
– Точно. Животные, одно слово. Только животные без инстинкта самосохранения.
– И откуда только они такие взялись, и чего им от нас надо?!
Отставник и Сергей
К нам подошла целительница. На этот раз она была без халата. Черная кольчуга спускалась к коленям, меч свисал вдоль бедра, шлем она держала на согнутой левой руке, у груди. Отставник тут же к ней пристал, словно и не было в нескольких сотнях метров побоища:
– Что ж ты не спишь, пигалица? Ведь с ног же валишься!
– Сегодня великий день, дедуля.
– Э, да у нас что ни день, то великий, – махнул рукой Отставник.
Целительница ничего ему не ответила, но пробормотала, обращаясь сама к себе:
– Если Евгений не захватил штандарт, мы пропали.
Именно в этот момент на поле боя произошел решающий перелом, хотя простым смертным трудно было понять, в чем он, собственно, состоял. Евгений пробился к поваленной повозке, помог встать жене Бородача, попытался вытащить самого начальника «цыганского пэвэо» из-под обломков, но в этот момент на него напрыгнул костлявый неандертал, до того притворявшийся мертвым.
Женя почувствовал, что на шее смыкаются когтистые лапы. В следующий миг человек резко упал на колени, бросая противника через себя вперед. Отточенным на сотнях тренировок движением Евгений вскочил и упал на неандертала коленями, чувствуя, как хрустят, ломаясь, неожиданно хрупкие кости. Затем он автоматически ударил напряженными пальцами туда, где должен был находиться кадык. Хорошо отработанный прием в этот раз дал сбой. У длинного неандертала, скроенного совсем не так, как человек, в том месте оказалась совсем не глотка, и пальцы пронзила мгновенная боль. Затем монстр попытался отгрызть человеку кисть. Наверное, это бы ему удалось, если бы не подоспевший Агафангел. Батюшка хладнокровно разрядил в разверстую пасть остатки обоймы «стечкина».
– Хоть один бы оставил патрончик, – произнес задыхаясь Евгений, не в силах встать с колен. – Застрелиться…
– Нам нельзя. И тебе не советую. Поднимайся, да поживее.
Тут только батюшка заметил, что убитый неандертал оказался особью весьма примечательной. Шкура у него была вся седая, тело невероятно измождено. А в левой лапе, неестественно вывернутой из плечевого сустава вследствие броска Евгения, зажат дикарский штандарт.
Это была корявая палка с сучками, с которых свисали какие-то кожаные ремешки с узлами, камешками и вулканическими стекляшками. На верхний конец палки был водружен череп змееголова, а к самому древку ссохшимися от времени растительными волокнами прикручен металлический медальон.
Отец Агафангел дрогнувшей рукой разорвал путы, удерживающие овал из странного бело-голубого металла, повертел его в руке. Металл этот, без
Вокруг них собрались остатки отряда – человек восемь. Это было все, что осталось от добровольцев-христиан и людей из Змеиных Языков. Пулемет давно замолк, погребенный под трупами своих и чужих, грозная машина Бородача тоже оказалась бесполезна. Люди ощетинились штыками, ножами и подобранными звериными копьями. Евгений все так и стоял на коленях на трупе седого неандертала, Агафангел вертел в руках медальон, а на них двигались неандерталы. Свора за сворой, одиночки, организованные ватаги…
– Что ж, нельзя сказать, что абзац подкрался незаметно, – проговорил «удельный барон», поднимаясь на ноги. – Есть у кого «калаш»? Ага, на вот лопатку мою. Да, и штык отстегни, мне он не понадобится.
Евгения охватил тот самый гибельный восторг, о котором было спето множество песен на старушке-Земле. Он взял автомат, притопнул каблуком, одновременно взъерошивая волосы, и пошел на ближайшую кучку неандерталов. Никто не стал его останавливать. Все подумали, что всяк волен в такую минуту выбирать себе смерть по вкусу. Не все ли равно, умрет он вместе с остальными или как-то по-особому?..
Неандерталы замерли от такой наглости, слегка переминаясь на кривых лапах. Евгений же медленно шел на них, вразвалочку, едва ли не пошатываясь из стороны в сторону, как русский тотемный медведь. Потом он, перейдя какую-то одному ему видимую черту, бросился вперед. Приклад разбил одну из волчьих морд, в то время как мощная мушка славного советского автомата погрузилась в мякоть под челюстью второго. Рывок – и урочья голова свесилась набок, полуоторванная. На том же движении, ударом пустого магазина Евгений оттолкнул неандертала к его собрату, уже замахнувшемуся дубиной.
Говорят, картина была завораживающая… Бывший противодиверсант уже не старался сохранить себе жизнь. Он просто собирался унести с собой в могилу как можно больше врагов, причем в максимально изуродованном виде. Он бросался всей массой вниз, ломая лапы в коленных суставах, перекатывался, вскакивал, бил прикладом, стволом, магазином, рвал и терзал мушкой, пинал врагов бронированным носком и каучуковой подошвой своих ботинок. Удары неандерталов он не отбивал, а пускал по автомату вскользь, поощряя начатое движение, закручивая и швыряя бьющего о землю.
Хотя длилось это избиение всего несколько секунд, всем казалось, будто Евгений неторопливо, как ловец жемчуга среди водорослей и рыб, движется среди замерших манекенами врагов. Можно было поразиться медлительности и беспомощности неандерталов, бьющих по каким-то призракам или теням за спиной человека, проваливавшимся в пустоту, падающим от чрезмерной силы собственных неточных ударов. А автомат «гасил» налево и направо. Евгений использовал в нем все – каждый изгиб, каждый угол. Ствол выбивал глаза, мушка рвала брюшину, подсекала колени, отрывала головы, приклад работал, словно кузнечный молот. Дабы разнообразить происходящее и скрасить монотонность кровавого действа, Евгений выхватил из-под ствола «АКМа» шомпол и вогнал его в ухо псоглавцу, наметившемуся прыгнуть на него сбоку.