Игра над бездной
Шрифт:
Возможно. Но отчего это должно было повториться сегодня, именно теперь? И почему он думает об этом так много? И повторится ли это на следующую ночь тоже — не во сне, а наяву, когда начнется настоящее, окончательное удушье?
Нет, больше ему не хотелось думать на эту тему. В высоком, тесном окошке камеры виднелась полоска неба. Иногда по ночам там мерцала звезда, иногда проплывал краешек тучи или пролетала одинокая птица. Это были мир и жизнь вне его, Вийупа, существа. Но он видел этот мир и знал, что до тех пор, пока сможет его видеть, пока
В двери камеры лязгнул замок. Дверь открылась, и Вийуп увидел несколько охранников. Один скомандовал:
— Собирайтесь! К вам посетитель — сестра ваша. Начальник разрешил свидание.
Вийуп встал и последовал за стражей. В коридоре караульные пропустили его вперед и велели идти первым.
Свидание происходило не в обычном помещении, где двойная проволочная решетка разделяла узника и посетителя и разговаривать приходилось через окошечки, а в специальной, хорошо обустроенной камере в присутствии двух вооруженных конвоиров. Такой разговор мог иметь мало-мальски интимный характер, человек мог пожать другому человеку руку и по крайней мере на несколько минут позабыть о том, что он отгорожен от другого тюремными решетками и стеной бесправия. Такие свидания разрешались лишь двум категориям заключенных: тем, кто заслужил доверие тюремной администрации хорошим поведением и чей срок подходил к концу, и тем, кто был обречен на скорую смерть.
Когда Роберта Вийупа ввели в помещение для свиданий, Анна поднялась со скамьи и смущенно, как бы неуверенно, сделала шаг навстречу. Она не знала, что дозволено и что запрещается в такие минуты, — здесь был иной мир со своими законами и распорядком жизни.
Вийуп принужденно улыбнулся и взял руку Анны в свои.
— Ты пришла… Это хорошо. Давай сядем, удобней будем разговаривать.
Он подвел Анну к скамье, и они сели. Один охранник остался у двери, а другой стал медленно прохаживаться по камере, наблюдая и прислушиваясь, о чем они говорят. Очевидно, таков был порядок.
— Роберт… братишка… — глаза Анны повлажнели, и голос дрогнул от сдерживаемых рыданий. — Неужели — всё? Ты не обжаловал… не писал прошение о помиловании? Руйга сказал — он заходил к адвокату, узнавал — говорит, ты отказался.
Вийуп машинально погладил руку сестры и выпустил из своей.
— Да, это все верно. На помилование все равно нет ни малейшей надежды. Зачем зря просить? Вспомни Ауструма, моего друга и единомышленника. Какой он был сильный, как шел на смерть. А у него были реальные шансы на спасение.
— Ауструм был фанатик, на него глядеть нечего, — несмело возразила Анна. — Если бы все поступали, как он…
— Скорей добились бы результатов. Разумеется, фанатиком он был и на смерть шел не как все — за некую высшую справедливость. Я был реалистичней, и меня судили за реальный поступок.
Надзиратель прошел мимо них и теперь удалялся. Значит, не должен слышать, о чем они говорят.
— Роберт, ты в самом деле готовил нынешним летом покушение на царя? (Надзиратель возвращался, поэтому она продолжала медленней и спокойней.) Мне хотелось это знать. Я не очень это понимаю.
Вийуп отрицательно покачал головой.
— Нет, Анна, все это сказки. Наверно, им так было надо, но что мы можем знать. Ты летом домой поедешь? Я думаю, маме очень тяжело теперь, было бы хорошо подбодрить ее.
_— Я понимаю, Роберт. Возможно, я вовсе уеду из Риги. Так значит, этого ты не замышлял… — Анна многозначительно посмотрела брату в глаза.
— Ни в самых отдаленных намерениях.
Надзиратель опять отошел, и Анна поспешила воспользоваться моментом.
— Илмар, — прошептала она. — Буду спрашивать о нем. Он снова в Риге. Вчера встретила.
Вийуп тихо вздохнул.
— Славный парень. Жаль, что больше его не увижу.
— Он был так долго за границей… — продолжала Анна.
— Счастливчик.
— Ты ему писал о своих делах?
— Он ни о чем не знал.
— Но вы же переписывались.
— Да, но лишь о том, что можно доверить письму.
— И о бароне ни слова?
— Ни слова. Это было мое личное дело.
— Но донесли из-за границы.
Вийуп удивленно посмотрел на сестру.
— И ты думаешь, это он?
— Так же думают и другие.
— Неумные это мысли. Он и я! — Вийуп сдержанно усмехнулся. — Для этого нет никаких оснований. Выбросьте эти глупости из головы и не обижайте порядочного человека!
— Если ты так в этом уверен…
— Да, я знаю и я верю. Но если ты еще сомневаешься, то ведь у него есть мои письма. Он покажет, если попросишь.
— Но кто же тогда мог это сделать? Подумай, Роберт, обо всех, с кем ты знаком. Можешь кого-нибудь заподозрить?
— Теперь это не имеет значения.
— Для тебя, возможно, и нет. Но… (надзиратель приближался) куда мне девать твою одежду?
— Отдай, кому подойдет. Свези домой, там найдут, кому носить.
— Твою кровать увезти я не смогу.
— Продай. Мне больше не понадобится.
Охранник опять удалился.
— Илмар хочет в этом деле разобраться, — продолжала Анна, зная, что брату понятно, какое дело она имеет в виду. — Он хочет без спешки, чтоб было точно. Все досконально проверит и тогда… Может, у тебя есть соображения на этот счет?
Вийуп молчал, но плотно сжатые губы и глубокая складка на лбу свидетельствовали о напряженной работе мысли. Наконец он нервно потряс головой.
— Нет, незачем теперь. Уже не имеет значения.
— Значит, кого-то ты все-таки подозреваешь? — не отставала Анна.
— Возможно. Но бог с ним. Он тут ни при чем, и хватит про это. Единственное, о чем тебя прошу — доверяй Илмару и передай от меня привет. И пусть не лезет на рожон, не делает глупостей. В этом нет надобности, да и ничего не выйдет. Я слишком хорошо знаю обстоятельства.